– Покажите мне динарий. Кто на нем изображен?
– Кесарь, – гудела толпа.
– Тогда отдавайте кесарю – кесарево, а Богу – Богово.
По толпе прокатился хохот, Мария и Лидия улыбнулись друг другу.
«Я должна еще многое вспомнить о тех днях в храме», – думала Мария Магдалина, сидя в саду в Антиохии. Но словно черная копоть облепила ее душу в Иерусалиме, и четких воспоминаний практически не осталось. Кроме одного.
В один из тех долгих дней они с Сусанной осмелились подойти прямо к Нему, когда Он сидел на камне и проповедовал. Было утро, но, несмотря на ранний час, народ уже собрался вокруг. Мария не слушала, видя перед собой лишь Его лицо. Она видела, как Он устал. Видела, что Он в отчаянии. И понимала, что смерть – единственное, что может освободить Его.
Он чертил что-то на песке.
Внезапно орущая толпа перед ним расступилась, и вперед вытолкнули женщину, уличенную в супружеской измене.
– Закон велит побивать таких женщин камнями. Что скажешь ты? – кричали из толпы.
Иисус продолжал рисовать. Воцарилось молчание, и тогда Он поднял голову:
– Тот из вас, кто без греха, пусть первым бросит в нее камень.
Линчеватели опустили руки и один за другим стали отходить прочь. В полной тишине толпа рассеивалась. Одна только преступница все еще стояла там, да Мария с Сусанной, которые спрятались за колонной. Они услышали голос Иисуса:
– Куда они ушли? Разве никто не осудил тебя?
– Нет, Господи, – ответила женщина.
– И я тебя не осуждаю. Иди и больше не греши, – сказал Он.
В следующий миг Иисус поднялся, чтобы уходить, и их с Марией глаза встретились. Проходя мимо обеих женщин, он сказал:
– Я приду к вам ночью.
На мгновение Мария почувствовала, как ее наполняет радость. Кровь прилила к лицу, сердце забилось, ноги сами понесли ее вниз по храмовой лестнице. Они вернулись в дом, по парам, как уже привыкли. Женщины в доме тоже засветились от радости, услышав такое известие.
Потом было долгое ожидание в сумерках. Впервые они обратили внимание на то, что в большом городе ночь никогда не была темной. И тихой – люди громко переговаривались на улице, маршировали римские солдаты, долго ссорились две какие-то женщины. Но в самый темный час Он появился. Женщины тихо плакали, все видели, как Он устал. Они приготовили ему ванну и отдельную комнату с мягкой периной.
Они легли. Ее руки узнавали Его тело, каждый мускул был напряжен. Руки Марии внезапно вспомнили искусство, усвоенное очень давно. Она нежно растерла Его спину, плечи, руки и ноги.
Они не разговаривали, больше говорить было не о чем.
Он уснул, глубоко и спокойно. Мария тоже должна была спать, но когда ее разбудил стук Никодима, оказалось, что подушка женщины мокра от слез.
После ухода Никодима на востоке над горами занялся рассвет. Иисус поцеловал ее, и они оба знали, что это было в последний раз. Он исчез так же внезапно, как и появился. Мария пыталась снова уснуть, но не смогла.
За завтраком женщины начали разговор о мужчинах, учениках. Где они были? Сусанна слышала, что они вернулись в Галилею, а Саломея – что ушли в горы. Остались только Андрей и Иоанн, пришедшие с Иисусом ночью.
– Как могут они быть такими трусливыми? – воскликнула Мария Магдалина. Но та Мария, что была матерью Иосифа и Якова, ответила:
– Говорят, сейчас опасно даже быть знакомым с ним.
В это время появилась гречанка:
– Вас ищет женщина, говорит, она с вами. Хозяина нет дома, и я не знаю, как поступить.
Они переглянулись. Женщина, кто она? Кто знает этот дом, чего она хочет? Воздух стал плотным от страха. Наконец, поднялась Мария Магдалина:
– Я пойду и проверю, кто это.
Там стояла она – мать Иисуса.
– Все должно завершиться, да?
– Да.
Тьма отчаяния наполнила их глаза.
Как частенько бывает у женщин, повседневные заботы притупили тревогу. Мария из Назарета шла всю ночь, ей нужно было умыться, поесть и выспаться. Она быстро собралась, сказав, что о многом должна расспросить женщин. Но почти на все ее вопросы следовал один и тот же ответ:
– Мы не знаем.
Днем Мария Магдалина и мать Иисуса отправились в храм. Толпа вокруг Него была столь огромна, что они едва смогли различить вдали Его силуэт. В толпе мелькали члены Синедриона, храмовая стража и римские солдаты.
На следующий день рано утром в ворота снова постучали. Хозяин был дома и сам пошел открывать. За воротами стоял Иоанн, самый юный из учеников. Он поймал взгляд Магдалины и вымолвил:
– Его схватили на рассвете.
Она будто не услышала, стояла и думала об Иоанне: он никогда ей не нравился, его называли возлюбленным учеником, и он был красив. И у него были приятные манеры. В следующий миг ее мысли прервали рыдания женщин. Медленно до нее стало доходить, что означала весть, принесенная Иоанном. Едва держась на ногах, подошла она к Марии из Назарета и бросилась в ее объятия. Они стояли и обнимали друг друга, и обе были не в силах плакать.
Мария из Назарета наконец прервала тишину:
– Где Он?
– Начальник храмовой стражи видел, как римские солдаты схватили Его. Он просил, чтобы Иисуса вначале отвели на Большой Совет. Поэтому Его отвели туда, и Кайфа Его допросил. Никто не знает, что говорилось на совете. Потом Его в кандалах повели к Понтию Пилату.
– Что с Ним будет?
Иоанн покачал головой, он не смел этого произнести. Повисла долгая и тяжелая тишина. Наконец, Мария Магдалина произнесла:
– Его распнут.
Глава 37
В следующие часы Мария Магдалина думала над какими-то пустяками. Почему мать Иисуса носила накидку небесно-голубого цвета? А Иоанн, мальчишка, почему не мог прямо ставить ноги? Почему спотыкался?
Мария надела самую стоптанную обувь. Перед тем как выйти из дома, она неожиданно поняла, что голодна, и попросила гречанку дать ей кусок хлеба. Мария отрывала мелкие кусочки и ела, пока они, пара за парой, переулками пробирались к городской стене, а оттуда через ворота к лобному месту.
Солнце поднялось над Сионской горой. День обещал быть жарким. «Это неважно, я все равно мерзну».
Мария из Назарета шатающейся походкой шла впереди. Магдалина догнала ее и протянула руку, но рука ее оказалась на удивление слабой, и Мария твердым голосом велела Иоанну поддержать мать Иисуса. Мальчишка подчинился, но шел, продолжая спотыкаться.
Мысли были не нужны, они покинули Марию, когда она увидела место казни. Чувства тоже покинули ее, теперь она была опустошена и словно выпала из течения времени. Разум ее ненадолго прояснился, когда подошел пожилой человек и назвался другом, Иосифом из Аримафеи. Он долго смотрел на троицу, а потом приглушенным голосом сказал, что стоять у креста будет опасно, что у римлян вошло в привычку распинать еще и тех, кто горевал о казненном.
