Грузов казенных проходит по Волге в год десять миллионов пудов. На тысячу пудов – четыре бурлака. На расшиву в двадцать тысяч пудов – артель в восемьдесят бурлаков. А на судно машинное потребуется лишь сорок работников. За вычетом расходов на содержание машинного судна пользы казне от сокращения числа работников полмиллиона рублей в год. Большие деньги!
Купил Кулибин расшиву, ходившую с грузом соли, и строил к ней машину своим иждивением.
Жизнь налаживалась. Даром что седьмой десяток на исходе – привел Иван Петрович в дом жену, Марию Ивановну. Из бедной семьи взял. Трудно ему было с хозяйством управляться, не тем мысли заняты, досуга нет на мелкие дела, да и неприютно жить одинокому.
Был он еще статен, дюж, глаза от работы молодели. Только по седой бороде да больным ногам – старик.
Веселее стало в дом возвращаться с верфи, с хождения по нужным людям. В спальной горенке малая дочка попискивает, на столе вкусный обед.
Долго светится по ночам окно кабинетика: Иван Петрович работает. Судно судном – это дело важное, но в большом счете может быть и не главное.
Давняя мечта есть, опыты тайные, ночные, при окнах, занавешенных наглухо, – только в малую щелку свет наружу пробивается.
Три десятилетия как опыты начаты. И кажется, близок конец, достижение, трудам всей жизни венчание.
Опыты тайные и опыты явные
Кулибин снимает холщовый чехол с секретной машины. Под чехлом – деревянное колесо. Изнутри к колесу подвешены грузы разного веса.
Колесо должно само себя крутить. Надобно только грузы так подобрать, так разместить, чтобы колесо завертелось. И выгоды проистекут неисчислимые.
Колесо без лошадей, без людей, без всякой тяги – единственно своею силою – способно будет возить тяжести хоть по ровному месту, хоть в крутую гору. К судну приделанное, поведет оно судно вверх по течению. На месте поставленное, будет колесо мельничные жернова крутить, воду поднимать да и всякую другую работу выполнит. Минет надобность в конях, в ветре, в колесах водяных.
Великий подвиг! И близко как будто свершение, а все что-то не так получается. Колесо пока недвижно. Потребно терпение.
Все хитрее размещает Кулибин грузы, все хитрее придумывает устройства, чтобы те грузы сдвинули колесо и навечно его завертели.
Давно уж хранит Иван Петрович в секрете сей важный опыт. Сперва, в Петербурге, тайны не было. Однако господа академики улыбками, смехом донимали. Мечту считали вовсе несбыточной. Впрочем, не все. Иные поощряли механика в изыскании само движимой машины
[29]
.
Что смотреть на усмешки!
Разве не ждали многие обрушения модели моста? Разве предвидели ученые мужи, что свет единой свечи может в тысячу раз быть усилен, как в зеркальном фонаре, воспетом Державиным?
А великие открытия прежних веков! Кто почел бы возможной силу огнестрельного пороха прежде его изготовления? За невозможное были сочтены и опыты летания по воздуху. Однако в Монгольфьеровых шарах
[30]
ныне поднимаются воздушные путешественники, и стало то привычным.
Подобно сему неверие в самодвижимую машину есть лишь неверие в силу разума. И только.
Тогда опыты стали тайными, ночными, чтобы не умерялось душевное горение недобрыми словами да глупым смехом.
Однако грузы и до сей поры не ложились как надо, и колесо оставалось недвижимым.
Меж тем расшива с большими колесами у бортов и тяжелым валом поперек судна достраивалась.
И был явлен опыт.
Сентября 23 дня 1804 года губернатор господин Руновский в сопровождении правителя канцелярии, многих нижегородских дворян и именитых купцов вступил на расшиву.
Гружено было судно песком – 8500 пудов. И было это испытание чем-то похоже на давнее – в Санкт-Петербурге, во дворе Волкова дома, когда всходили академики на легкий, но не прогнувшийся под тяжким грузом мост, чтобы решить, пригодно ли сооружение механика Кулибина для возведения в натуральную величину моста через реку Неву.
Нижегородские чиновники были неторопливы и важны, как академики. И еще недоверчивей.
Однако завезен был вверх по течению пятисотсаженный канат, укреплен на берегу, и судно двинулось.
Шумно ударяли плицы колес о воду, медленно поднималось по Волге машинное судно.
Стоял народ на пристанях, на берегу, и были громкие крики. И называли Кулибина колдуном, чернокнижником, однако не зло, а с одобрением.
Судно прошло за час 409 саженей. То была обычная скорость расшив, ведомых бурлаками.
Господин губернатор, пожав руку Кулибину, сошел с расшивы и, обратившись к спутникам, сказал, что судно обещает великие выгоды государству. Купцы не спорили, однако хранили молчание. Об успехе испытания было выдано Кулибину свидетельство, как некогда об испытании моста.
Вот и приведен к окончанию труд, не обратимый в забаву, в игрушку. Нынче же отослать свидетельство в Петербург и снестись с начальствующими лицами о строении многих машинных судов для волжского судоходства.
Вот она наконец – польза общественная, несомненная. Радостен был Иван Петрович. Хорошая старость, с пользой людям проходит.
Нынче же отписать в Петербург, и время полностью можно отдать самодвижимой машине. Впрочем, есть и иные замыслы.
Дела канцелярские
В Петербург было отписано. Господин губернатор с лестным отзывом отослал чертежи машинного судна графу Кочубею, министру внутренних дел.
Министр был человеком возвышенной мысли. Император слушал благосклонно вдохновенные речи графа о высоком жребии России. Мелочами граф, как и венценосный его повелитель, брезговал.
Чертежи Кулибина пылились в канцелярии и не скоро были доложены министру.
Суда машинные для русских рек? Важности начинания граф не усмотрел. Однако дело надобно двинуть. Реки империи числятся по министерству внутренних дел. Натурально, и судоходство. Впрочем, судостроение не есть судоходство и, пожалуй, более относится к ведомству морских сил.
