Находясь во главе правительства, Дизраэли всегда внушал королеве, что ее роль в политической жизни страны на самом деле более важная, чем роль любого министра или даже премьер-министра. И самые ярые противники монархического режима не могут не признавать этого. Такой же точки зрения он придерживался и находясь в оппозиции. Когда на открытии сессии парламента в 1881 г. королева выразила протест против ухода из Кандагара в Афганистане и наотрез отказалась признать этот шаг в качестве правительственной программы, кабинет министров был возмущен и пригрозил отставкой, что заставило ее отказаться от своих слов. Однако в последующие месяцы королева всячески демонстрировала свое недовольство политикой правительства и не соглашалась принимать у себя министров, а затем надолго уехала в Осборн. А перед ее отъездом в загородную резиденцию министр внутренних дел набрался смелости и напомнил ей, что с точки зрения конституционных принципов речь королевы в парламенте должна отражать не ее собственные взгляды или предпочтения, а общее мнение кабинета министров. Посчитав мнение правительства крайне ошибочным и даже губительным для страны, королева попросила младшего сына, принца Леопольда, выяснить мнение Дизраэли по этому поводу. Тот немного подумал и ответил, что мнение министра внутренних дел, безотносительно к существующим на сей день конституционным теориям управления страной, является полностью необоснованным. Это всего лишь «мелкая часть досужих парламентских вымыслов».
По сути дела, это был последний ценный совет, который премудрый Дизраэли посмел дать своей королеве. В апреле 1881 г., измученный астмой, хроническим бронхитом и огромным количеством медикаментов, которые врачи предписали ему в качестве панацеи от всех болезней, лорд Биконсфилд умер и был похоронен рядом со своей женой в поместье Хьюнден. В течение всего периода затянувшейся болезни Дизраэли королева постоянно интересовалась состоянием его здоровья и переживала за нега, как за родного человека, но когда спросила, хочет ли он, чтобы она навестила его, тот произнес свою последнюю печальную шутку: «Нет, лучше ей этого не делать, а то она попросит меня передать весточку ее покойному Альберту». А его последними словами перед смертью, аккуратно зафиксированными письменно, были следующие: «Конечно, я предпочел бы еще немного пожить, но при этом не боюсь смерти».
Королева была так опечалена его смертью, что даже не замечала слез, когда писала письмо лучшему другу Дизраэли и его личному секретарю Монтагью Корри. «Эта утрата настолько невосполнима... Никогда еще у меня не было такого преданного премьер-министра, и таких верных друзей осталось очень мало. Его невыразимая симпатия ко мне, его мудрые советы — все это имело для меня огромную ценность даже тогда, когда он уже не занимал пост главы правительства. Хотя за последние годы я потеряла очень много бесценных друзей, эта утрата оказалась для меня самой горькой». Удар был настолько сильным, сообщала она старшей дочери, что в течение нескольких дней королева просто не могла прийти в себя. Лорд Биконсфилд действительно был для нее «самым верным и самым преданным другом и самым мудрым советником». А лорду Бэррингтону, который временно исполнял обязанности личного секретаря лорда Биконсфилда, когда Монтагью Корри вынужден был сопровождать свою больную сестру для лечения за границей, она написала, что «никакие слова не могут выразить того, как ей печально, как убита она этой страшной и невосполнимой утратой... Его доброе отношение к королеве никогда и ни при каких обстоятельствах не будет забыто, и ей будет вечно недоставать этого доброго и благородного человека».
Ее печаль была глубока и неизбывна, но она не выбила королеву из колеи. Через некоторое время она пришла в себя и с новой энергией набросилась ни политических оппонентов своего покойного друга. Ни один из членов либерального кабинета министров, включая и самого премьер-министра, не добился расположения королевы и не разорвал «железный круг» изоляции, который она им навязала. Как не без грусти заметил Гладстон в своем дневнике, королева всегда держала их на расстоянии «вытянутой руки» и не подпускала к себе ни на шаг. При этом королева не давала себе труда скрывать надежду на то, что скоро уставший старый человек покинет правительство и уступит место другому.
Однако когда премьер-министр признал достоинства политических противников в палате общин, королева заметно смягчилась по отношению к престарелому политику и на одной из аудиенций даже предложила ему сесть в своем присутствии. Но это было лишь временным облегчением ситуации, так как в последующем королева снова набросилась на него с упреками, что он настойчиво игнорирует ее права и не желает информировать обо всех дискуссиях, которые происходят на заседаниях правительства. Кроме того, он очень расстроил королеву самовольной поездкой за границу в 1883 г., в ходе которой получил теплый прием некоторых одиозных правителей, включая российского царя. Еще больше разочаровал он королеву своей предвыборной речью, с которой, будучи кандидатом от Мидлотина, объездил почти всю Шотландию, настойчиво добиваясь проведения демократических реформ и радостно принимая поздравления от огромных толп сочувствующих его взглядам людей. Королева неустанно жаловалась на эти «отвратительные речи» и с негодованием отвергала все намеки на его необыкновенный «ораторский талант». А когда он совершенно бестактно прислал ей газетные вырезки, в которых отмечался грандиозный успех его предвыборной поездки, королева тут же отправила их Генри Понсонби с пометкой, что не сочла нужным ознакомиться с ними. Как заметил позже ее личный секретарь, королева не могла преодолеть своей «ревности» по отношению к старому политику, которого общественное мнение не выпускало из поля зрения, в то время как «королева продолжала жизнь затворницы и не пользовалась такой бешеной популярностью среди простых людей. Она просто не могла спокойно видеть крупные заголовки газет, которые извещали о ширящейся по всей стране поддержке «движения мистера Гладстона», в то время как придворная жизнь королевы освещалась мелкими буквами и в самом конце газет».
Еще больше разозлил королеву Гладстон, когда написал ей поздравление с победой сэра Гарнета Вулзли над египетскими националистами во главе с Араби-пашой под Телль-эль-Кебиром в сентябре 1882 г. Победа прославленного британского генерала была, вне всяких сомнений, приятной новостью, но Гладстон при этом совершенно проигнорировал выдающуюся роль в этой победе ее сына, принца Артура, который служил тогда командиром 1-й гвардейской бригады и кого сам сэр Вулзли называл «первоклассным бригадным генералом».
Вслед за этим пришло обидное для королевы предложение правительства вывести войска из Судана, где мусульманский мистик Мухаммед Ахмед, принявший имя Махди — посланца Аллаха, собрал вокруг себя тысячи сторонников и поднял восстание, провозгласив божественной миссией освобождение Судана от чужеземного господства. Королева была абсолютно убеждена в том, что Махди нужно свергнуть, захватить в плен и примерно наказать, а правительство придерживалось иного мнения. Она стала засыпать кабинет министров письменными требованиями о немедленных и самых жестоких мерах по наведению порядка на подвластной территории, в особенности после того, как около десяти тысяч египетских солдат были убиты повстанцами, а генерал Чарльз Гордон оказался осажденным в городе Хартуме.
