Однажды в королевской семье возник спор относительно того, как именно должны дети возносить молитву Богу — на коленях или в любом другом положении, даже лежа в кровати. Королева проконсультировалась с принцессой Феодорой, и та совершенно откровенно сказала, что обязательное требование совершать молитву на коленях представляется ей «абсурдным и не имеющим никакого отношения к истинной вере в Господа». Такого же мнения придерживался и принц Альберт, который считал молитву на коленях «характерной чертой английской религиозной традиции». А вот леди Литтлтон даже мысли не допускала, что молиться можно как-то иначе. Для нее молитва на коленях была самым важным требованием религиозного воспитания человека. Именно поэтому принц Альберт вынужден был уступить ее требованию, поскольку считал, что дети должны быть англиканцами и стало быть, воспитаны в соответствии с давними традициями и предрассудками англиканской церкви.
Все вопросы, так или иначе связанные с изменением расписания занятий, а также с применением наказаний или поощрений, должны были согласовываться с родителями. Правда, леди Литтлтон высказывала серьезные сомнения в эффективности и целесообразности наказаний, в особенности телесных, однако принц Альберт придерживался противоположного мнения и считал, что детей иногда следует наказывать, чтобы добиться от них послушания. По его приказу стегали ремнем даже дочерей, принцесса Алиса получила в четыре года «самое суровое наказание» плетью за то, что врала родителям. Что же до принца Уэльского и его братьев, то они подвергались даже более жестоким наказаниям.
Многие высказывали серьезные сомнения в эффективности столь жестоких наказаний, однако лорд Мельбурн, к мнению которого королева всегда прислушивалась, придерживался иного мнения и считал порку совершенно необходимым и даже неизбежным фактором воспитания детей. При этом он показывал придворным картины с изображением подвергающихся телесным наказаниям женщин, а Кэролайн Лэм дал несколько практических уроков порки». Его самого часто пороли в аристократической школе Итон, и он до сих пор считал, что это пошло ему на пользу. Более того, он утверждал, что пороли его явно недостаточно. «Было бы гораздо эффективнее для меня, - говорил лорд Мельбурн, — если бы меня пороли больше». При этом он вспоминал, что порка всегда оказывал а на него удивительное воздействие, результаты которого превзошли все ожидания. Однако королеве советовал не слишком увлекаться самим процессом воспитания детей, поскольку воспитание может «направить и подкорректировать характер», но не может полностью изменить его.
Ни королева, ни принц Альберт, разумеется, не могли согласиться с таким отношением к воспитанию детей. Возражал против этого и барон Штокмар, который, по обыкновению, написал королеве пространный меморандум, где строго предупредил родителей: они «должны очень хорошо понять, что их положение является гораздо более трудным, чем положение любой другой семьи в этом королевстве».
Продолжая настаивать на строгой дисциплине по отношению к детям, родители уделяли особое внимание программе обучения и образования, и в особенности это касалось принца Уэльского, с тем чтобы главная цель воспитания была полностью выполнена. А цель эта, по словам епископа Оксфордского, мнением которого дорожили и королева, и принц Альберт, должна заключаться не в чем ином, кроме как в превращении принца в «в высшей степени совершенного человека».
В продолжение этой амбициозной воспитательной схемы было принято решение, что принц Уэльский должен быть «полностью изолирован от женского общества», к нему необходимо приставить собственного камердинера, а весь воспитательный процесс поручался наставнику из числа мужчин аристократического происхождения. В апреле 1849 г. в качестве такого воспитателя с ежегодным жалованьем 800 фунтов был выбран Генри Бёрч. Правда, при этом королева вовсе не отказалась от родительского влияния на сына и по-прежнему считала, что он должен находиться под «неусыпным контролем со стороны отца и подчиняться его указаниям, чтобы к шестнадцати или семнадцати годам принц Уэльский мог стать ему настоящим помощником».
Генри Бёрч нашел своего подопечного чересчур своенравным, непослушным, нетерпеливым и совершенно не дисциплинированным. Кроме того, принц Уэльский показался ему чрезвычайно эгоистичным и непоседливым, «принципиально неспособным увлечься какой-нибудь игрой более чем на пять минут». А все попытки преодолеть возникающие трудности или решить какую-то трудную задачу приводили к тому, что принц терял терпение и выходил из себя. А когда он выходил из себя, то его ярость просто не знала границ.
Принц Уэльский не мог терпеть, когда его дразнили и критиковали, и всегда замыкался в себе или впадал в дурное расположение духа, если все же это происходило. Несмотря на чрезмерную чувствительность и обидчивость мальчика, Генри Бёрч полагал, что будет лучше не обращать на него никакого внимания и не потакать его многочисленным капризам. Другими словами, к принцу Уэльскому нужно было относиться так, как относятся к подобным детям в любой частной школе Англии. Кстати сказать, родители придерживались такой же примерно точки зрения и сами нередко насмехались над ним, когда он делал что-то нелепое или глупое. При этом принц приходил в состояние бешенства и долго помнил нанесенные ему обиды. «Бедный принц», — прокомментировала однажды леди Литтлтон, когда он спросил: «Мама, а розовая гвоздика — это самка красной гвоздики?»
Мистер Бёрч не скрывал от родителей, что их воспитательная политика, направленная на полную изоляцию сына от других мальчишек, является одной из главных причин его безобразного поведения. Он был абсолютно уверен, что именно это влияет на характер мальчика, а его постоянное пребывание в окружении взрослых людей приводит к закреплению пагубных привычек и формирует эгоистические наклонности юного принца. Он начинает видеть себя «центром, вокруг которого вращается весь остальной мир».
Однако отец принца придерживался иной точки зрения и настаивал на том, что принц должен быть защищен от дурного влияния своих сверстников, которые могли бы окончательно испортить его. По мнению принца Альберта, было бы гораздо лучше сосредоточить все внимание на получении прекрасного образования, чем на общении принца с ровесниками. Для этого занятия должны проходить каждый день, не исключая даже субботу. Что же касается праздников, то они случались редкой носили по преимуществу сугубо семейный характер. А воскресенья должны быть, по словам королевы, «днем отдыха и развлечений». А когда мистер Бёрч высказал барону Штокмару свое возмущение тем, что в воскресенье детям позволяют играть даже в крикет и заниматься другими развлечениями, королева тут же заметила, что в их семье этот день считается праздником и она не понимает, почему в этой стране воскресенье должно быть строгим днем молитв и посещения церкви. Однажды наставник Бёрч, который к этому времени взял на воспитание третьего сына королевы — принца Артура, родившегося в 1850 г., повел детей на воскресную церковную службу и тут же получил выговор за слишком ревностное отношение к религии. Поэтому неудивительно, что принц Уэльский был просто счастлив, что его водят в церковь не каждое воскресенье, а только два раза в году по самым торжественным случаям, хотя церковные правила предписывали более частое посещение церковной общины.
