Премьер-министр Джон Рассел, весьма обеспокоенный разговорами о возможных волнениях и погромах, обратился за советом к главнокомандующему вооруженными силами Великобритании герцогу Веллингтону. Тот заверил его, что все его солдаты, и в особенности кавалеристы, несомненно, справятся с задачей поддержания порядка во время проведения выставки, однако они должны находиться вне поля зрения посетителей, как это было, например, во время демонстраций чартистов в 1848 г. Но принц Альберт и думать не хотел об использовании армии, что, по его мнению, в корне противоречило бы целям и задачам такой выставки. Тогда премьер-министр предложил использовать для этой цели полицейских из Парижа. Кроме того, по его мнению, герцог Веллингтон мог бы пригласить известных своей храбростью и преданностью зулусских воинов из Южной Африки. Герцог ответил премьер-министру письменно и к тому же в таком резком тоне, что тот вынужден был долго извиняться и доказывать, что он хотел как лучше. «Мне кажется, — писал ему герцог Веллингтон, — что вы не имеете никаких оснований сомневаться в моей способности поддержать мир и спокойствие и обеспечить безопасность для всех посетителей выставки без какой бы то ни было помощи со стороны французских полицейских».
Полковник Чарльз Сибторп, крупный землевладелец из Линкольншира и член парламента от Линкольна, известный своими антикатолическими, антиреформистскими и ультраконсервативными взглядами, резко осудил идею проведения выставки, назвав ее «сумасбродной», и выразил опасения, что наплыв иностранных гостей вызовет невиданные волнения и фактически станет демонстрацией преимуществ политики свободной торговли, что может самым серьезным образом подорвать интересы землевладельцев. Вся эта идея, убеждал полковник депутатов палаты общин в своей грубой манере, является «крупнейшей ошибкой, полной ерундой и сумасбродством, угрожающим существованию и стабильности английского общества. Главная цель организаторов этой выставки, продолжал он, заключается в том, чтобы внедрить в наше общество всякую иностранную ерунду».
Королева отмела все сомнения на этот счет и объявила их предрассудками. Как и принц Альберт, она находилась под сильным впечатлением от проекта, который предусматривал использование огромного количества стекла, дерева и железа — почти четыре с половиной тонны. Огромное помещение должно было вместить в себя около 14 тысяч экспонатов из всех стран мира. Разумеется, она прекрасно понимала, что это мероприятие вызовет много шума, много беспокойства и потребует много сил со стороны правительства и даже простых граждан страны. Ведь только для обслуживания выставки нужно было пригласить более трехсот рабочих и служащих, которым предстояло бегать вверх и вниз по огромным галереям. А множество солдат должны постоянно дежурить в этом здании и зорко следить за порядком. Королева много раз навещала место строительства Хрустального дворца в Гайд-парке, который представлялся ей «самым грандиозным сооружением в мире». А когда дворец был закончен, она взяла с собой пятерых детей и отправилась туда, чтобы лично убедиться в завершении масштабного проекта. Она была тронута восхищенным возгласом герцога Девонширского, который воскликнул: «Даже не верится, что все это было сделано по проекту какого-то садовника!»
Однако наибольшую гордость королева испытывала даже не от самого Хрустального дворца, а от той роли, которую сыграл ее любимый супруг во всем этом огромнейшем проекте. «Я действительно испытываю гордость от мысли, — записала она в дневнике, — что именно моему любимому Альберту удалось осуществить столь грандиозную идею». В день открытия Всемирной выставки она выехала из Букингемского дворца вскоре после одиннадцати часов утра в сопровождении девяти королевских карет.
«В Грин-парке и Гайд-парке, — отметила она в своем дневнике, — огромное столпотворение. Все посетители были в веселом настроении и с величайшим удовольствием рассматривали выставленные экспонаты. Никогда прежде я не видела такого столпотворения в Гайд-парке. Он был до предела заполнен людьми. Едва мы выехали из дворца, начался дождь, но когда подъехали к Хрустальному дворцу, дождь неожиданно прекратился и ярко засветило солнце, освещая гигантские стеклянные крыши, над которыми развевались флаги всех стран и народов».
Когда в здании выставки появилась королева со своими придворными, весь зал был до предела заполнен толпами людей, на что никто и никогда не рассчитывал. Они громко приветствовали королевскую семью, дружелюбно помахивали своими носовыми платками, и «все это продолжалось до тех пор, пока мы ходили из одного конца здания в другой». С одной стороны королевы, голова которой была украшена небольшой короной, гордо шествовал принц Альберт со старшей дочерью в венке из роз, а с другой шел принц Уэльский в шотландской национальной одежде, крепко держась за руку матери. Повсюду слышались громкие звуки барабанов, играли органы, пел хор из 600 голосов, военный оркестр исполнял марш Генделя из «Аталии», а толпы людей веселились на всех этажах здания, приветствуя королеву.
«Этот день останется с нами навсегда, — отметила королева в своем дневнике. — Он даже более торжественный, чем процедура коронации. Да благословит Господь моего дорогого Альберта, — продолжала она. — Да благословит Господь мою великую страну, которая кажется сегодня еще более величественной! Все благодарят Бога за то, что он позволил завершить это дело и благословил великое начинание».
Были моменты, которые особенно тронули ее отзывчивое сердце и возбудили массу положительных эмоций. Она увидела, как два старых воина, герцог Веллингтон и маркиз Англси, прогуливались вниз и вверх по лестнице по этой выставке и громко разговаривали, так как оба отличались почти полной глухотой. Герцог Веллингтон, чей возраст исчислялся в то время более чем восьмьюдесятью годами, был поражен артритом, а маркиз Англси хромал из-за своего протеза. Королева неоднократно слышала в палате лордов их громкие голоса и теперь была крайне удовлетворена, что видела этих старых вояк на выставке. Она также ловила восхищенные взгляды какого-то китайского дипломата, одетого в голубую одежду, в черно-красной шляпе, который низко кланялся королеве. И ничего страшного, в сущности, в том, что мнимый восточный посланник был в действительности капитаном джонки, пришвартованной на Темзе, тем, кто просил шиллинг за осмотр своей лодки. Однако больше всего ее порадовали радостные крики французов, которые громко приветствовали ее возгласами: «Да здравствует королева!» Примерно такие же возгласы она слышала раньше по возвращении домой перед Букингемским дворцом.
После своего первого посещения выставки королева неоднократно бывала в Хрустальном дворце и неизменно восхищалась тысячами выставленных там экспонатов — разнообразными машинами, ювелирными изделиями, включая знаменитый индийский алмаз «Кохинор»; демонстрировались там также: электрический телеграф, персидские ковры, индийские шелка, испанские мантильи, ножи с 300 лезвиями, садовые скамейки из каменного угля, машины, которые могли штамповать по 50 медалей в неделю, прогулочные трости для докторов, в ручки которых были вделаны клизмы, машины, которые могли печатать 10 000 страниц в час, лягушки-держалки для зонтов, складывающиеся кровати, которые сбрасывали своих хозяев на пол по сигналу будильника, пять видов секций, показывающих работу живых артистов, внутренности того, кто умер почти три года назад, и так далее.
