Все мы бессильны перед старостью, с горечью подумал Сталин. Какой-то десяток лет назад Лаврентий был настоящим джигитом, а сейчас и на осла не залезет.
И. В. Сталин и Л. П. Берия на рабочем совещании
Когда же это было? Он напряг память. Кажется, в двадцать девятом, на Рице. До этого Нестор и Серго не раз говорил ему о молодом, энергичном земляке-чекисте Берии. Но он не произвел на него особого впечатления. Щуплый Лаврентий напоминал великовозрастного подростка. Пенсне, чудом державшееся на тонком птичьем носу, и мешковато сидящие галифе придавали карикатурность всей его фигуре. Несмотря на это, Лакоба души в нем не чаял, а Менжинский с Ягодой в один голос убеждали, что более хваткого и искушенного в закавказских делах, чем чекист Берия, им не найти. Но Киров, этот любимец народа и партийной фронды, был категорически против выдвижения. И тогда в пику ему он назначил Лаврентия на должность заместителя полпреда ГПУ в Закавказской республике. И как оказалось, не ошибся.
Берия на удивление быстро освоился с новым и сложным участком работы. Без особого труда подмял под себя председателя Закавказского ГПУ – медлительного, частенько заглядывавшего в стакан и неравнодушного к хорошеньким юбкам Реденса – и фактически стал полновластным хозяином управления. К концу тридцатого года он не только ликвидировал в Грузии оппозицию из числа сторонников Троцкого, но и заткнул глотки оставшимся на свободе дружкам меньшевика Ноя Жордании. После этого Нестор с Серго стали подъезжать к нему с новым предложением: назначить Берию вторым секретарем Закавказского крайкома партии. На этот раз он не дал согласия, хотя это предложение совпадало с его далекоидущими планами – осадить самого Лакобу с абхазцами, которые враждовали с грузинами, и заставить понервничать зарвавшегося первого секретаря Закавказского крайкома Орахелашвили, возомнившего себя удельным князьком.
Ф. Э. Дзержинский в группе чекистов на пароходе «Нестор-летописец». Здесь же: В. Н. Манцев (стоит, второй справа), С. Ф. Реденс (сидит, второй слева). Одесса, июнь 1921 г. (РГАСПИ. Ф. 413 Оп. 1. Д. 88)
Быстрый на решения, честолюбивый чекист Берия, как никто другой, подходил на эту роль, но он решил выждать, предложив рассмотреть вопрос ближе к пленуму. Ситуация зависла и еще больше обострила борьбу между Лакобой и Орахелашвили, а это было ему как раз на руку. Слухи о предстоящем назначении просочились сначала в Тифлис, а потом и в Сухум и еще больше подлили масла в огонь вражды, полыхавшей между ними. Эта вражда ослабляла обоих, но особенно выводила из себя «отца всех абхазов» – гордеца Нестора, который в последнее время стал своевольничать и подвергать критике подходы ЦК и лично его, Сталина, к коллективизации на Кавказе.
К лету тридцать первого Лакоба насмерть разругался с Мамией Орахелашвили и лез из кожи вон, стараясь пропихнуть в секретариат крайкома Берию, но Орджоникидзе на этот раз отошел в сторону. И тогда хитрец Нестор зашел с другой стороны: дождался, когда в октябре он, Сталин, приехал на отдых в Гагру, и вместе с Ворошиловым напросился в гости, а заодно прихватил с собой своего протеже.
Появились они задолго до завтрака и, как водится, привезли собой подарки. Берия так расстарался, что не поленился приволочь с собой бочонок хванчкары с виноградников Гори, но вперед не высовывался и скромно держался за спинами «старших друзей». Те, уже не раз бывавшие на даче, вели себя побойчее. Клим, азартно поблескивая глазами, косился в сторону чайного домика. Оттуда доносились звон посуды и тихие голоса прислуги. На летней террасе пыхтел жаром пузатый самовар, а в глубине комнаты тускло отсвечивал зеленым сукном великолепный бильярдный стол. Ворошилов не утерпел и подтолкнул плечом Нестора, тот тоже загорелся: оба были отменными игроками и не упускали возможности сразиться. Здесь, на даче у Холодной речки, бильярдный стол безоговорочно признавался как лучший, но солнечный денек и тонкое благоухание осеннего сада влекли на открытый воздух.
После ливневых дождей и короткого похолодания в Абхазии снова установились теплые погожие дни. Днем уже не было той изнурительной жары, что стояла в сентябре, воздух стал чист и прозрачен. В сине-бирюзовой дымке причудливыми замками угадывались заснеженные вершины Большого Кавказского хребта, склоны гор полыхали багровым пожаром увядающей листвы. Привольно раскинувшаяся Бзыбская долина напоминала огромный персидский ковер, вытканный золотистым цветом созревающей в садах хурмы и мандарин. Внизу, у скал, безмятежную гладь моря морщил дежурный сторожевик, а вдали белоснежными парусниками санаторских корпусов виднелась красавица Гагра.
И. В. Сталин и Л. П. Берия с сотрудниками НКВД на даче в Абхазии. 1930-е гг.
Снизу, со стороны поселка, долетали ароматные запахи. Там варили мамалыгу, чурчхелу и коптили мясо. Где-то в верховьях речки монотонно скрипело мельничное колесо, из глубины леса веселым звоном отзывалась пила, а в ответ раскатистым эхом ухали удары топора. Все это воскрешало давно забытые чувства. Он даже ощутил в ладонях шершавую виноградную лозу, а на губах появился сладковато-терпкий запах зрелой изабеллы. В нем на время пропал Вождь, уступив место обыкновенному человеку, испытывающему тягу к земле.
Нарочито громко он прикрикнул:
– Нестор! Клим! Хватит бездельничать!
Гости оборвали смех и недоуменно переглянулись. Берия насторожился и нервно затеребил пояс.
– Надо убрать дикий кустарник, он мешает саду!
Этот призыв вызвал небывалый прилив энтузиазма, каждый стремился выставить себя в лучшем свете перед Вождем. Все пришло в движение. Охрана притащила садовый инвентарь. Сам он взял ножницы и не торопясь принялся срезать ветви дикого орешника. Настроение Вождя передалось другим. Ворошилов, как в кавалерийской атаке, лихо рубил топором сучья, Нестор, подобно заправскому дворнику, подметал дорожку к чайному домику.
Берии достались грабли. Работал он неумело. Зубья то и дело цеплялись за расщелины, выскальзывали из рук, и это выводило его из себя. Рядом с ним охранник пытался перерубить толстый узловатый корень кизила. В неловких руках лезвие топора, соскальзывая на гранитный валун, высекало сноп искр. Берия отбросил грабли, пихнул охранника в бок, выхватил топор и громко – так громко, чтобы слышали все, – прокричал:
– Мне под силу срубить под корень любой кустарник, на который укажет хозяин этого сада, Иосиф Виссарионович Сталин!
Топор со свистом опустился, и корень отлетел в сторону.
– Смотри, Лаврентий, чтобы между ног не зацепил, – поддел Ворошилов.
Тот не отреагировал, опустив топор на плечо, он пожирал взглядом только его – Сталина!
В последние годы так дерзко смотреть на него никто не отваживался. Берия рисковал, но, как расчетливый игрок, понимал: без риска добиться серьезных успехов в политике невозможно. Впервые он попал в ближний круг Хозяина, и это произошло не в холодном и чопорном Кремле, где сотни партийных секретарей проходили безликой массой перед «живым богом», а здесь, под Гагрой. На земле, где веками жили их предки, где родились и выросли они сами. Но их объединяло нечто большее, чем принадлежность к одной партии и узы землячества, – неуемная жажда власти. И, судя по всему, ради обладания ею амбициозный мингрел готов был служить хоть самому черту и рубить головы соперникам так же безжалостно, как кустарник.
