Но Соуз-хан так и не проронил ни слова, а даже прикрыл набухшие веки, и было неясно, спит ли он или не желает слушать.
Карача не стал повторять, отлично понимая, что тот не сможет уклониться от выполнения важного поручения, и, дернув выпирающим вверх плечом, уже выходя из шатра, обронил:
— Половину твоих храбрых нукеров беру с собой для охраны пленников. Будем ждать тебя с мальчишкой к вечеру в Кашлыке. Счастливо оставаться, гроза бунтовщиков.
Когда он во главе колонны оставшихся в живых воинов пятой сотни, бредущих со связанными назад руками по раскисшей от влаги земле, проезжал мимо березового леска, то ненадолго остановил лошадь. Вся роща была облеплена стаями воронья, слетевшегося сюда с ближайших окрестностей. Они висели на погнутых березках гроздьями, и издали казалось: деревья украшены черными плодами, вызревшими накануне зимних холодов. От их тяжести стволы берез вздрагивали, кренились, раскачивались, словно хотели сбросить с себя черные, давящие их вниз комья, отряхнуться, распрямиться. Но черные сибирские вороны цепко держались за ветви, взмахивая сизыми крыльями и работая длинными клювами, время от времени громко каркая, выражая людям благодарность за предоставленную им добычу. Не было еще на сибирской земле более урожайного и благодатного для них года, чем нынешний год хитрой и мудрой Змеи, втянувшей свое черное и скользкое тело в излучину древних северных рек-соперников Иртыша и Тобола.
Карача подхлестнул лошадь, подергивающую ушами и воротившую голову от зловещей рощицы, и поскакал по осклизлой дорожке, повторяя про себя: "А ведь это только начало… Только начало… Начало нового ханства".
СНЕГ ЗАБЫТЫХ ЖЕЛАНИЙ
Первый снег обрадовал Едигира и опечалил Зайлу-Сузге. Было радостно видеть все вокруг чистым, белым, опушенным узорчатыми нитями. Теперь и следы зверей можно было прочесть и распутать, но и след охотника мог привести недобрых людей к их зимовью.
Уже несколько дней они рыли в холме землянку и таскали поваленные бурей стволы деревьев, выкладывая из них стены землянки и перекрытие крыши. Собирали ветки от вечнозеленой пихты и устилали ими пол жилища. А чтоб влага не попадала внутрь, Едигир выстелил крышу берестой, содрав ее с толстенных берез. В крыше' оставил лишь отверстие для дыма, а вход закрыли сплетенными ветками. Сделали и лежанку возле стены землянки, обложив ее привезенными с собой шкурами.
Когда таскали пихтовый лапник, то Зайла спросила Едигира с усмешкой:
— А правда, будто в каждом дереве живет душа умершего? Говорили мне, что некоторые души спят зимой, и потому листья у них падают на землю, а у других круглый год зеленая одежда на ветвях.
Едигир, бросив на пол очередную охапку веток, повернул к ней раскрасневшееся от работы лицо и лукаво спросил:
— Кто это такие сказки моей Сузге рассказывал?.. А я вот какую историю знаю про одежду деревьев.
Когда мой народ ехал в эти края, то случалось с ним всякое. То встретилось им племя с копытами вместо ног и погналось за ними. Мой народ перебрался через большое болото и спрятался от того народа, который людей живьем ел. Едут дальше. Встречают другое племя: все мужчины у них на зайцах верхом ездят, и сами маленькие, как белки. Увидели они мой народ и взмолились: "Помогите нам одолеть страшного соболя, что похищает наших девушек и детей ворует". Собрались охотники моего народа и поймали соболя в ловушку. Обрадовалось малое племя и решило отблагодарить мой народ. "Привезем вам живую воду, которая и больного и раненого вылечит", — говорят они. Привозят вскоре те люди живую воду в небольшом туесе. А тут увидели их наши женщины и расхохотались: "Какой смешной народ! Их в карман посадить можно!" Обиделся тот народ, осерчал на наших женщин и выплеснули живую воду на деревья. Попала она на кедр, ель и сосну. С тех пор и стоят они зелеными круглый год, а остальные деревья лишь только летом с листьями.
Зайла, слушавшая его рассказ, с улыбкой тряхнула головой:
— Ой, тебя послушаешь, так кругом то зеленые девушки, то народ, что на зайцах скачет. Хоть краешком глаза посмотреть бы на них.
— Не говори так, — махнул на нее рукой Едигир, — они все слышат, а видеть их простому человеку не к чему. Добра от этого не будет, запомни.
— Ну хорошо, — легко согласилась она, — не буду. Но мне очень интересно слушать все твои сказки. Раньше мне казалось, что ваш народ дикий и… — она чуть замялась, — не помнит своей истории. Но чем больше узнаю о вас, тем больше поражаюсь. Только с одним я не согласна — это с верой в ваших духов и богов, которые живут в пнях и деревьях. Наш Аллах…
— Замолчи, — не дал ей договорить Едигир, — не хочу и слушать тебя. Ты видела, что наделал ваш Аллах, пославший на нас войско с твоим братом во главе. Ваш Аллах велит покорять другие народы, чтоб они были рабами. Не бывать тому! Мы жили по вере наших отцов и так жить будем.
Зайла, пораженная тем, как исказилось лицо ее любимого, подошла у нему и провела тонкими пальцами по губам.
— Не надо, милый, я больше не буду. Обещаю тебе. Зачем мы будем ссориться из-за этого всего. Скажи лучше, что готовить сегодня на обед?
Едигиру и самому было уже неловко от неожиданной вспышки гнева. Поймав пальцы Зайлы губами, чуть прикусил, пообещав:
— Будешь еще моих богов трогать — откушу и на обед зажарю.
— Ладно, — оттолкнула она его, — не думала, что ты такой кровожадный. Сходи в лес лучше. Может, что и попалось в твои ловушки, а я пока своими делами займусь.
Едигир свистнул собак, дремавших неподалеку и поглядывающих время от времени на своих хозяев, подхватил лук, что смастерил сам, и десяток стрел. Наконечников для них сделать было не из чего, а потому он закрепил на концах их острые кости глухаря, пойманного в ловушку. Для охоты на рябчиков и иную мелкую дичь они вполне годились, но идти с ними на лося нечего было и думать.
Собаки бежали впереди, а он внимательно рассматривал следы меж деревьями, поглядывал вверх, Где-то рядом затявкали собаки, и он насторожился, определяя, кого они там увидели. Судя по лаю, то должны быть птицы, возможно тетерева, вернувшиеся в лес после кормежки на болоте. Достигнув небольшой полянки, Едигир остановился за деревьями и, высунув голову, увидел своих собак, облаивающих большую березу, на которой расселось около десятка черно-белых птиц с красными бровями.
"Точно, тетерева сидят. Собак не боятся и смотрят на них с любопытством, понимая, что те их не достанут". Он начал медленно обходить поляну стороной, чтоб выйти на птиц сзади. Осторожно ступая, обходил кусты, перешагивал через сгнившие деревья. Наконец, завидев березу, остановился перевести дух. Тетерева, свесив головы, словно дразнили заливающихся лаем собак и не обращали внимания, что делается сзади.
Это и нужно было Едигиру. Не рискуя идти дальше, он медленно поднял лук, прицелился. Выбрал самого крупного красавца и спустил тетиву. Стрела ударила тетерева под крыло, но упал он не сразу, а какое-то время побарахтался на ветке, зацепившись за нее когтистыми лапами. Но потом бултыхнулся вниз, бешено забив Крыльями. Едигир успел вложить вторую стрелу и, почти не целясь, пустить ее в птичью стаю, которая закрутила головами, пытаясь понять причину падения их товарища. Увидев охотника, тут же снялись с дерева и, тяжело хлопая крыльями, полетели в глубь леса. Едигир кинулся к подстреленной птице, которую уже трепали собаки, вырывая ее друг у друга.
