— Вот скупердяй поганый, — негромко выругались те, — связались с тобой. Не приведи Господь, пронюхает кто или воевода узнает, запорют нас за эти ружья, а он говенной монеты пожалел! Тьфу, на тебя! — и не прощаясь, вышли вон.
… Утром за Едигиром прибежали с воеводского двора с приказом спешно явиться. Третьяк Федоров встретил его на высоком крыльце, откуда наблюдал за погрузкой рогожных кулей с солью на телеги.
— А, явился удалец, — и пригласил Едигира сесть рядом на лавку. Тот садиться не стал, а встал рядом, упершись взглядом в морщинистый лоб воеводы. — Не хочешь, ну ладно. Я вчера при гостях-то не стал говорить, что приказчик Михаиле, с варниц прибежавший, с жалобой явился. Будто ты пытал его… — и глаза воеводы заискрились усмешкой. — Было такое?
— Не знаю, о ком ты говоришь.
— Да юркий такой мужичонка, в любимцах у нашего хозяина ходит. Я-то его словам цену знаю, а пожалуйся он Аникию Федоровичу — быть беде. Так ты подскажи мне, чего у вас там произошло-вышло. Едигир в недоумении пожал плечами, будто вспоминая чего, и неспешно ответил:
— Он стрелял. Не попал. Я схватил его, тряхнул, — и он показал рукой как наказывают за шкирку нашкодившего кота, — потом мал-мал мурашей садил…
— Чего-чего? — не понял воевода, пытаясь согнать проступающую на лице улыбку. Было видно, что рассказ Едигира ему очень даже по душе, но он всеми силами пытался сохранить серьезность.
— Мурашей в штаны садил, — помогая себе руками, показал Едигир.
И тут воевода не выдержал, все тело его заколыхалось от неудержимого смеха.
— Чего-чего? — переспросил он. — Мурашей и в штаны?! А тот, приказчик, говоришь, плакал? Как баба, плакал? Ну и выдумщик ты, Василий! Сколь на свете живу, а про такое испытание не слыхивал. Ладно, — проговорил успокоившись, — со Строгановыми сам разберусь. А ты мне лучше скажи много ли басурман в лесу встретил?
— Две сотни, — не задумываясь, ответил тот.
— А кто их ведет, случаем, не знаешь?
— Алача-бек. Так слышал.
— Ага! Значит, опять он пожаловал. Тем летом в это самое время приходил. Но тогда людишек с ним было поменьше. Пошмыгали, порыскали вокруг городка, да ни с чем и ушли. Поглядим, что на сей раз будет. И еще, — воевода внимательно глянул на Едигира. — Ты купцов этих раньше нигде не встречал? — Едигир ждал этого вопроса и заранее обдумал ответ.
— Встречал. Они те, за кого себя выдают.
— Точно? — переспросил воевода. — Ну, тогда иди. Спасибо тебе, что людей вывел. Непременно доложу о том Аникию Федоровичу.
Но едва Едигир сделал по воеводскому двору несколько шагов, как увидел бегущего навстречу запыхавшегося сотника Ефима Звягина.
— Беда, воевода, — на ходу закричал он, — ночью стену проломили басурманы со стороны леса и сейчас через пролом тот на нас прут.
— Отчего же выстрелов не слышно? Или поразбежались вояки наши?
— Так порох-то за ночь отсырел. Как стрелять?
— Вот дурни. Возьмите новый порох из погребов. Да прикажи ударить в набат, — и воевода заспешил вниз, грузно ступая по жалобно поскрипывающим под ним ступеням.
Когда Едигир подбежал к алениному дому, то услышал тревожные удары колокола, плывущие над крепостью. Тут же из всех домишек начали выбегать люди, испуганно спрашивая друг у друга: "Господи, пожар что ли или басурманы объявились?" Едигир влетел в дом и, ни слова не говоря, схватил кольчугу, лук со стрелами и кинулся обратно.
— Подожди, — бросилась к нему Евдокия, — куда ты? Что случилось?
— Туда, — не объясняя, ответил он, и мягко отстранив девушку, выскочил на улицу.
Когда он подбежал к пролому в стене, там уже вовсю кипел бой.
Сибирцы, ворвавшись внутрь крепости, засели за стенами близстоящих домов и сыпали оттуда стрелами в защитников, которые укрылись за воеводской конюшней, расположенной особняком на небольшом бугорке. Их было всего с полсотни, в то время как нападающих раза в четыре больше. Едигир увидел Грибана Иванова и Насона Рябухина, которые пытались поджечь влажный ружейный фитиль и поднести его к запалу ружья, установленного на сошках. Фитиль тлел, дымил и тут же гас. Герасим со своим братом Богданом Шумилкой стояли за бревенчатой стеной конюшни, поочередно выглядывая из-за нее и что-то знаками объясняя друг другу. Еще два воина залезли на крышу конюшни и посылали оттуда стрелы в нападающих. Остальные воины, прикрывшись щитами, беспорядочно сгрудились вдоль плетня, держа в руках сабли, но не предпринимая никаких попыток завязать бой с сибирцами. Видно, что без воеводы они растерялись и не знали, как им быть: то ли отойти в глубь крепости, то ли здесь на месте ждать подмоги.
— Вот ведь, ядрена мать, ружье какое, — ругался Насон Рябухин, вытянув шею, — когда не надо палит, а тут никак и не выстрелит, — и он еще раз попробовал ткнуть фитилем в насыпанный на полке порох. Запал зашипел, пустил дымок и неожиданно прозвучал слабый выстрел, но пуля, вылетевшая из ствола, не набрав силы, не долетела до цели. Однако сибирцы загалдели, напуганные выстрелом, и поспешили укрыться за стены домов.
— Сейчас попрут, — высказал предположение Грибан Иванов, — вишь их, сколько скопилось.
— Воевода, воевода едет, — раздались голоса защитников, — пушку везут.
И точно, на гнедом жеребце неспешной рысью, сверкая блестящим панцирем с насечкой, в тяжелом шлеме на голове, держа в руках боевой топор с длинной рукоятью, к ним подъезжал сам Третьяк Федоров, а следом и сотник Ефим Звягин с десятком воинов, они везли на телеге небольшую пушечку и припасы к ней. Едигир увидел, что и женщины городка бегут, схватив копья, а то и топоры, вслед за мужиками.
— Э-э-э… Бабья рать на подмогу пошла, — усмехнулся Грибан Иванов, — сейчас они покажут басурманам, где раки зимуют. У наших баб рука тяжелая, как шлепнут по затылку, так три дня чесаться будешь!
Собравшиеся вокруг мужики загоготали, и Едигиру показалось, что народ собрался не на войну, не на смерть, а на какой-то особый праздник, радостный и веселый.
Сибирцы тоже увидели и воеводу, и пушечку, стоявшую на телеге, спешивших с оружием в руках женщин, и тоже весело загалдели, тыча в их сторону пальцами.
— Сейчас вы у меня посмеетесь! — насупившись проговорил воевода и громко скомандовал, — Эй, вояки! Ждете, когда бабы за вас вашу работу делать станут? А ну, заходи на них вдоль стены, тесни обратно к лесу!
Два десятка мужиков, пригнувшись к земле и прикрывая себя длинными продолговатыми щитами, начали медленно наступать на сибирцев. Но те пустили кучу стрел и нападавшие вмиг рассыпались, попятились назад, кто-то застонал, и два человека упали на землю.
— Ишь ты, как бьют! И не подступишься к ним! Несколько стрел вонзилось в землю возле воеводы, но он даже не глянул на них, а приказал Ефиму Звягину:
— Пусть пушкари ударят по ним. А потом, пока те не очухались, все враз и навалимся. Поняли? — оглядывая ратников, проговорил воевода. Те согласно закивали головами и с надеждой уставились на пушечку, вокруг которой суетились два пушкаря.
