— Я вот что скажу, — неспешно начал он, — коль царь нас на Москву зовет, то надо ехать…
— Как ехать?! — вскочил опять Богдан Брязга. — В зиму ехать? Да ни в жизнь! В городке отсидеться дай Бог, а в дорогу пускаться дураков не сыщешь.
— Все сказал, Богдан? Теперь меня послушай. Не те мы люди, чтоб с пустыми руками к царю ездить. Надо с подарками ко двору являться…
— Мехов за зиму подсоберем и отправимся, — почти угадал мысль атамана Яков Михайлов.
— Меха мехами, а я про иной подарок говорю. Кучум все еще на свободе гуляет. И воевода его главный — царевич Маметкул, что много наших в бою положил, посмеивается над нами. Такого не бывало, чтоб кто нашего брата обидел и безнаказанно ушел. Словим их — и будет с чем на Москву ехать.
— Точно, — заулыбался довольный Богдан Брязга, ценивший уловку атамана, и глянул на воеводу.
Понял и князь, что с казаками надо решать добром и миром, а потому перечить не стал, пожал плечами:
— Я вам царский наказ передал, а вы уж сами решай как поступать. Неволить не стану. Ссориться нам не с руки. Надо людей моих разместить где-то, о пропитании позаботиться.
— Лес валить, избы ставить поможем, а с пропитанием хуже, — вздохнул Ермак. — Муки нет, сухари еще в ту зиму кончились. Одна надежда на рыбу да на зверя. Обещали князья местные подвезти кое-что, да только давно не едут. Не перехватил ли Кучум их?
— Разведку послать бы надо, — предложил Иван Кольцо, — поглядеть, что да как кругом. А то сидим тут, как медведи в берлоге, ни о чем не ведаем.
— Направим и разведку, — согласился атаман, — только прежде поможем стрельцам избы срубить, землянки пока на скорую руку соорудим, чтоб от холодов укрылись.
Волховский, выйдя на крыльцо, поглядел на сидевших вперемешку у костров казаков и своих стрельцов, подумал, что пока верховодят здесь казачьи атаманы, за лучшее будет соглашаться с ними во всем.
ПОЗНАНИЕ СМЕРТИ
Мухамед-Кул медленно поправлялся от раны, полученной во время сражения с русскими. Тяжелая секира, прорвав панцирь на плече, повредила кости. Если бы не сотник Янбакты, заслонивший его собой, не жить бы ему. Русские дрались словно одержимые, один в битве стоил десятерых и их сабли, боевые топоры валили нукеров одного за другим.
Первую зиму Мухамед-Кул провалялся в отдаленном улусе, ждал, пока срастутся кости, вернутся силы. Летом уехал в степи, где кумыс и мясо молодых барашков вернули его к жизни, и вскоре он стал так же бодр и подвижен. Тогда и разыскал его гонец от хана Кучума, приглашавшего племянника на большой совет в свой лагерь.
Оставив Кашлык, Кучум первую зиму провел скрытно под Абалаком, выставив посты на всех дорогах, чтоб вовремя узнать о приближении русских. Но те, обрадованные первой победой, укрылись в городке и не рисковали совершать дальние переходы. Вернувшийся из набега царевич Алей тяжело заболел незнакомой прежде болезнью и встал на ноги лишь к весне, изможденный и обессиленный.
Кучум думал, что русские, дождавшись вскрытия рек, вернутся обратно. Но лазутчики донесли, что весной большой отряд ушел из городка вниз по Иртышу, а остальные и не думают покидать ханский холм. Из-за стен доносился перестук топоров, по углам появились добротно срубленные из сырого леса башни, укрепили ворота. В Кашлык украдкой пробирались окрестные князья, везли им продовольствие. Так прошло лето.
По первому снегу в лагерь к Кучуму прискакал дозорный и, захлебываясь, скороговоркой выпалил, что к русским подошла подмога числом до трех сотен при ружьях. Вот тогда-то хан окончательно понял, что по своей воле с его земли русские воины уходить не собираются, и созвал большой совет, пригласив и племянника.
Мухамед-Кул не виделся с Алеем после его последнего посещения и плохо представлял, как поведет себя при встрече с ним. Но совместная беда объединяет людей, вынуждает забывать обиды. К тому же после похода на русские города Алей должен был на многие вещи смотреть иначе. Да и не время сейчас ссориться, когда враги заняли столицу ханства.
Кучум приветливо встретил племянника, похлопал по плечу, поинтересовался здоровьем.
— Не бойся, хан, саблю держать могу, а все остальное — пустяки, — отшутился тот и взглядом встретился с Алеем, что стоял позади отца вместе с младшими братьями. Он похудел и осунулся, но от этого выглядел гораздо мужественнее, заострившиеся черты лица стали более жесткими, на лбу появились упрямые складки. Рядом с ним стоял, глядя в сторону, Карача-бек, что насторожило Мухамед-Кулу, но, не показав и вида, он по очереди поздоровался с Алеем и другими братьями.
— Вот мы и снова вместе, — примирительно заговорил Кучум, — пришло время для решительных действий. У нас есть еще сила, чтоб изгнать русских, сделать так, чтоб земля горела под ногами у них.
Мухамед-Кул с удивлением смотрел на подряхлевшего хана, дрожащий, чуть надтреснутый голос которого говорил не столько о возрасте, сколько о растерянности и беспомощности его. Он уже не приказывал, а скорее просил собравшихся о единстве. Ни одним словом не обмолвился, что он хан этой земли. Нет, скорее он призывал кого-то из молодых ханов на борьбу с русскими Но никто из сыновей не предложил какого-либо плана действия против русских. Молчал и Мухамед-Кул. Может, потому и стал говорить вслед за ханом Карача-бек, скользнув взглядом из-под полуопущенных век по собравшимся.
— Хан верно сказал: время ссор и обид прошло. Нам больше не на кого надеяться, кроме как на себя. Царевич Алей полон сил и имеет опыт как следует сражаться против русских. Думаю, что он и должен командовать нашими сотнями…
— О каких сотнях ты говоришь, визирь, — грубо перебил его Алей, — у нас слишком мало людей, чтоб класть их под русскими пулями. Для взятия Кашлыка нужно не меньше пяти, а то и семи сотен. Где их найти? Остяцкие и вогульские князья отвернулись от нас.
— Дело не только в них, — покачал головой Кучум. — Многие из князей сказались больными и не приехали по моему приглашению. Почему люди так быстро забывают о добре?
— На них наших сил хватит, — зловеще проговорил Ишим.
— Отец, в самом деле, — порывисто предложил Алтанай, — позволь нам с братом проехать по их улусам и высечь плетьми каждого, кто скажется хворым.
— Не надо спешить, сынок, — мягко остановил его Кучум, и Мухамед-Кулу показалось, что хана подменили. Не тот человек находился перед ним. Разве может этот старик, что позволяет перебивать юнцам старших, справиться с казаками? Разве не должен он именно сейчас перед всеми признаться в своей слабости и сложить с себя власть? Мухамед-Кулу хотелось крикнуть об этом вслух, но он опять сдержался, хорошо понимая, что окажется в меньшинстве.
— Ишим прав, — поддержал его старший брат, — давно пора взять по заложнику у каждого из князей и безжалостно казнить нескольких для острастки. Это заставит их поумнеть.
— Что скажет мой племянник? — хан повернулся к Мухамед-Кулу. — Ты храбро дрался с русскими и нам бы хотелось услышать твое мнение.
