— Ах, отец, если бы ты знал, что мы испытали…
— Позже расскажешь, — отстранил его от себя Амар-хан, — я догадываюсь, дорога не бывает без камней. На то она и дорога.
Степенно ступая, вошли и поклонились отцу Сакрай и Гумер, держа привычно руки на рукоятях сабель. Амар-хан сам подошел к ним и положил обе руки на плечи сыновьям, по очереди вглядываясь в глаза каждого.
— Трудная дорога?
— Думаю, не самая трудная из тех, что нам предстоит пройти, — ответил отцу, чуть помолчав, Сакрай.
— И я не жалею, что побывал в дальних странах, увидел столько необычного. И почти каждый день вспоминал наш дом, тебя, отец, — чуть смущаясь, проговорил Гумер.
А Зайла-Сузге, словно и не слышала их, с нетерпением глядела на двери. Наконец, послышались легкие шаги и появился ее сын, ее кровиночка, ее мальчик… Но он ли это? Кто этот воин в сверкающих доспехах, с уверенным взглядом и ставший, казалось, еще выше ростом, с широченными плечами. В руках он держал небольшой ларец красного дерева.
— Сейдяк, это ты? — не поверила она своим глазам.
— Конечно, мама, это я.
Он подошел к ней и, опустившись на колено, поцеловал руку, подал ларец.
— Что в нем?
— Посмотри сама. Это мой подарок тебе. Ты, верно, горячо молилась. И вот я здесь. Живой и невредимый.
Зайла-Сузге открыла ларец и удивленно глянула на сына:
— Откуда ты взял эти сокровища?
— Я заработал их. За охрану каравана. И решил истратить все на подарок для тебя. Ведь, кроме тебя, у меня никого нет…
— Сейдяк! Это слишком дорогие вещи. Посмотрите, Амар-хан.
Тот заглянул в ларец и одобрительно кивнул, улыбнувшись Зайле-Сузге.
— Я рад, что у тебя вырос такой заботливый сын. Иначе и быть не могло. А это, — он осторожно двумя пальцами извлек два серебряных браслета, украшенные большими зелеными камнями, а следом нитку бус из белого молочного жемчуга, — это пристало носить такой достойной женщине как ты. Мать может гордиться своим сыном.
Вечером за праздничным ужином юноши долго рассказывали о приключениях, что выпали им во время похода в святую землю. Вспомнили и о нападении казаков неподалеку от Волги.
— Знаешь, мама, а там был один человек, который знает тебя, — сообщил Сейдяк.
— Кто он? — удивленно вскинула брови Зайла-Сузге.
— Остальные называли его Ермаком.
— Ермак? Я не знаю такого человека. Может, он что-то путает? Или ты не так его понял.
— Нет, я все правильно понял. Если бы не он… Он сохранил мне жизнь, освободил из плена.
— Да, это так, — подтвердили Сафар и Гумер, — все происходило у нас на глазах.
— Как он из себя выглядит, — неожиданно взволновалась Зайла-Сузге, — опиши мне его.
Когда Сейдяк, как мог, описал казачьего атамана: его манеру говорить, чуть хмуря брови, широкую поступь, прямой, открытый взгляд больших черных глаз, то Зайла-Сузге в нерешительности спросила:
— А нет ли у него шрама на левой руке? Такой шрам оставляют медвежьи когти…
— Я не знаю, от чего тот шрам, вполне возможно и от когтей медведя, но что-то похожее у него было между большим и указательным пальцами на левой руке. Значит, ты знаешь, кто это?
Зайла-Сузге тяжело дышала и не могла поднять глаз на сына.
— Это он… — тихо прошептала она и быстро глянула на Амар-хана, — тот человек, о котором я вам рассказывала недавно.
— Я почему-то тоже о нем подумал, — вздохнул Амар-хан, — жизнь так устроена, что все в этом мире связано меж собой и далеко не случайно. А человек, который встретился вам… — обратился он к сыновьям, — я думаю, мы еще услышим о нем. Возможно, он как-то повлияет на ваши судьбы. Я допускаю и это.
— Как? — вскрикнули те. — Как он может повлиять на наши судьбы, когда мы сейчас у себя дома, а он где-то на берегах далекой реки?
— Это мне неизвестно. Но встреченный вами человек уже один раз спас ваши жизни. А что произойдет дальше… трудно сказать. На все воля Аллаха, и мы песчинки в мире судеб, а я не прорицатель, не дервиш, но прожил долгую жизнь, сносил не одну пару сапог. Поэтому я, Амар-хан, говорю: всегда помните о том человеке. А придет время, и судьба сама направит вас по нужному пути. Но… повторяю еще раз: на этом пути вам предстоит встретиться с человеком по имени Ермак. Хотя, насколько я понимаю, раньше он имел иное имя.
— А как его прежнее имя? Как? — совсем по-детски вытянул шею Сейдяк. — Почему ты не хочешь рассказать, кто он? Зачем нужно что-то скрывать от нас?
— Если твоя мать захочет, то она все расскажет сама. То ее право. И не будь любопытным, словно женщина. Всему свое время…
После ужина, когда Амар-хан и Зайла-Сузге на короткое время остались одни, а сыновья отправились отдыхать, старый визирь со вздохом проговорил:
— Хвала Аллаху, что все они вернулись невредимы. Путешествие пошло им даже на пользу. Пришла пора их женить. Что ты скажешь на это?
— Что может сказать одинокая женщина, у которой нет денег заплатить калым, чтоб мой сын выбрал достойную невесту.
— Или я не друг вам? Или не приду на помощь в трудную минуту? Не думай об этом. Денег на калым найдем. Скажи лучше, есть ли у Сейдяка кто-то на примете? Встречается ли он с девушками?
— Мне он об этом не говорил…
— Так я и думал. Но дело далеко не так просто, как может показаться. Ведь Сейдяк из ханского рода, потомок славных воинов и ему не пристало брать в жены дочь купца или винодела. Он должен выбрать дерево по себе. А это, как понимаешь, уважаемая Зайла-Сузге, очень трудно.
— Я думала уже об этом, — тихо отозвалась та, — может быть, ему повременить с женитьбой? Лет пять?
— Над ним будут смеяться, как над юнцом, который не имеет собственной семьи! Ты этого хочешь, женщина?
— Нет…
— Потому ему надо выбрать невесту. Девушку знатного рода.
— Кто же отдаст свою дочь за нищего, у которого все богатство, что его сабля.
— Сабля в умелых руках — не так уж и мало. Но пришло время не только выбирать невесту твоему сыну, но и вести его в ханский дворец. Там мы сможем найти тех, кто пожелает породниться с наследником Сибирского ханства. Только там, во дворце хана Абдуллы.
— Я с болью в душе жду этого дня. Мне немного известна жизнь ханского двора и хорошо знакомо, чем все закончится.
— Воистину, Аллах дал женщине длинный волос, но короткий ум, — неожиданно вспылил Амар-хан, — если Сейдяк и дальше будет сопровождать купеческие караваны, оставаться простым сотником, то он рискует не только остаться нищим, но и вскоре лишиться головы. Лучше самому явиться во дворец, чем ждать, когда тебя приведут туда.
— Поступайте как знаете, — горько всхлипнула Зайла-Сузге, — больше мне некому доверить судьбу единственного сына. Пусть будет по-вашему. Я согласна.
