— Ну, ты это уже хватил.
— Пулемет мне дайте. Я вам СКС вместе со штыком верну. Я когда по джунглям да горам шарился, хавки минимум брал, а пулемет обязательно брал и патроны к нему всегда с запасом носил.
— Бочкин, говори с капитаном. Если разрешит, то вопросов нет. РПК найдем и бубнов к нему штук пять дадим. Патронов к СКС тебе дали, не пожадничали.
— А гранаты?
— Ну ты нахал! Я же тебе говорю. Если капитан команду даст, то и бэтээр тебе отдадим.
— Как БТР? — заволновался один из прапорщиков.
Военные засмеялись.
Бочкин плюхнулся в свободное кресло. Разговор дальше не клеился. Старик уснул крепким здоровым сном. Так он не спал уже много лет.
Когда проснулся, было далеко за полдень. Данила осторожно тряс его за руку.
— Дедушка, пойдемте пообедать. А то скоро ужин будут давать.
Блидевский стоял около окна. Судя по мокрому полотенцу в руках и сбритой редкой щетине, он уже успел умыться и побриться. Лицо адвоката сильно изменилось. Блидевский и так всегда был худощавым, а сейчас вообще стал похож на узника концентрационного лагеря. Черты его лица заострились, кожа обвисла, прорезались глубокие мимические морщины. Только по цвету редких темных волос можно было догадаться, что перед вами не старик. Тоска и боль в глазах уступили место апатичной усталости и безразличию. По крайней мере, это выглядело именно так.
— Сходите умойтесь. Там еще душ горячий есть. Я для вас одежду получил. — Блидевский протянул старику полиэтиленовый пакет с белым бельем и скрученным колбасой большим вафельным полотенцем.
Конечно, помыться сейчас не мешало. Старик обрадованно направился в душевую.
Каким чудесным волшебством казался горячий душ среди всего этого ужаса. В армейской душевой была небольшая очередь. Лейки над головами людей, не переставая, лили струйками теплой воды. Большое помещение душевой наполнял полупрозрачный пар. От аромата разнообразных моющих средств становилось не по себе. Несовместимые запахи смешивались диким букетом. В углу на кафельном полу были свалены разноцветные бутыльки и баночки, а также контейнеры с жидким мылом, шампунями, гелями и кондиционерами. Похоже, вояки притащили сюда весь галантерейный отдел близлежащего магазина.
Старик выбрал полупрозрачный бутылек с русским названием. По крайней мере, теперь он был уверен, что это шампунь, а не средство для чистки ковров. Старик не смог отказать себе в удовольствии подольше постоять под живительными струями горячей влаги, надеясь, что товарищи простят его за задержку. Все компания действительно терпеливо ждала старика.
Обед проходил под большим навесом прямо на улице. Из большой армейской полевой кухни дородный повар раскладывал большим черпаком по тарелкам исходящую аппетитным ароматом гречневую кашу с тушенкой. Возле длинных столов, сколоченных на скорую руку из обычных досок, женщины разливали из полевых термосов яблочный компот. Использованные одноразовые тарелки и стаканчики сваливали тут же в большие пластиковые мешки.
За обедом старику рассказали, что, пока он спал, приходил Данила. Сегодня и завтра он должен был куда-то уезжать с военными, а послезавтра их обещали вывезти во Владимирскую, или Рязанскую, или в Тамбовскую область. Там вроде как маленькие города и поселки меньше пострадали от катастрофы.
Обед занял минут сорок. Разнообразием он не отличался, но был вкусным и питательным.
Из столовой они вернулись в ту же пристройку. Старик расположился у окна.
Он внимательно рассматривал через окно жизнь эвакопункта. Похоже, экстремальное существование на самой грани выживания стало здесь вполне обычной рутиной. Куда-то бежали люди в военной форме из грязного до самой крыши автобуса. Одетые в броню и латы военные принимали перепуганных беженцев. Они осматривали каждого прибывшего, задирая им рукава и штанины, внимательно оглядывая шеи, головы, руки и ноги. Людей с ранениями сразу отправляли на открытую площадку, выгороженную дощатым забором. Что там происходило, видно не было, и куда оттуда выходят люди, тоже было непонятно.
Прибывшие вели себя по-разному. Кто-то плакал и кричал, некоторые вообще выглядели как те же самые зомби, безразлично пялясь широко распахнутыми глазами на окружающий мир, были люди сосредоточенно спокойные, были агрессивные, не было только счастливых или хотя бы радостных. Но оно и понятно.
Старик опять смотрел свой страшный сериал через очередное окно в своей жизни. Как бы он хотел выключить этот экран, чтобы не видеть столько людского горя.
Еще он слушал. Он старался понять новое место через его голос.
У каждого места был свой голос. Этот голос сливался из множества разных звуков. Места бывают разные, и сочетание звуков тоже. Палитра звучания эвакопункта складывалась из рева и рокота техники, периодических выстрелов. Но все это перекрывал натужный человеческий стон и крики. Он слышал неразличимый гул голосов, периодически встряхиваемый криками и зуммером дергающегося плача, заходящегося всхлипами. Мольбы, истерики и отчаяние большого количества людей слились в непрерывный общий фон. Панический крик живой материи прорывался и гасил собой рев и фырчание техники, отрывистый лай пулеметных очередей и заунывные крики сирен и клаксонов.
Пред глазами разворачивались маленькие и большие трагедии. Людей привозили, сортировали и увозили. Но все равно происходящее вокруг уже воспринималось без прежней острой душевной боли. Боль затиралась, превращаясь в ноющую. Душа начинала черстветь или привыкать к своему и чужому горю.
Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей и давления гнетущей обстановки, нужно было чем-то заняться. Сначала старик подобрал пакет и стал собирать в него мусор. Затем ему вручили брезентовые рукавицы и зеленые крепкие мешки для мусора. Он сам разжился палкой и привинтил к ней проволокой тонкий металлический штырь, получив вполне удобное приспособление для сбора мусора. Он таскал мешок за мешком к забитым до самого верха мусорным контейнерам. Крепкую вонь гниющего мусора разносило теплым весенним ветерком по округе.
Старик работал и работал. Совершенно незаметно его стали воспринимать как обычного дворника, которого знали уже многие годы. В этом было даже что-то приятное. Его просили о чем-то, благодарили, спрашивали. Так было уже значительно легче. Со временем к нему присоединился Блидевский. Адвокат разжился кривой садовой тележкой и совковой лопатой с метлой. Работа отвлекала и помогала получить хотя бы иллюзию своей необходимости.
К вечеру из дверей больницы вышел плотный человек в очках с тонкой оправой и поманил их к себе.
— Мужики, сходите в столовую. Помогите принести ужин для больных. Только живенько. Одна нога здесь — другая там.
Такая простая и даже несколько хамоватая просьба подарила чудесное чувство причастности к общему делу.
В столовой их встретили без лишних вопросов. Каждому вручили по два обычных эмалированных ведра с чем-то горячим. С ними в больницу отправились две женщины среднего возраста с сумками и однорукий рыжий мужчина с большим полевым термосом на спине.
