Агапит Абрамович в душе не мог не удивиться такой мудрой предусмотрительности и предвидению всяких случайностей, выказанных председателем собраний.
— Слушаю-с! — сказал он. — Но дело в том, что я получил это свидетельство через молодого Савищева и просто ему сказать, что я потерял его, неудобно!
Андрей Львович поморщился и произнес:
— Само собой разумеется, это нужно сделать тоньше!.. Как молодой Савищев добыл бумаги у матери?
— Метрическое свидетельство он взял потихоньку. По своей наивности и доверчивости, она и деньги и документы не держит под замком.
— Даже метрическое свидетельство?
— Свидетельство она прячет не в бюро в своем кабинете, а в ящике своего туалета, в спальне, думая, что там его никто не найдет. Это — единственная предосторожность.
— И оттуда молодой Савищев взял документ так, что она не знала?
— Я боялся, что старуха не захочет выдавать свой возраст, и поэтому действовал через ее сына.
— Хорошо! Так пусть по снятии нотариальной копии он опять потихоньку положит его на прежнее место, а о дальнейшем я позабочусь.
— И свидетельство будет уничтожено?
— Да. Здесь мне помощь не нужна. На всякий же случай нужно Савищеву постепенно подготавливать к тому, что ее ожидает, и направить ее на ложный след. Она, наверное, пустит в ход все свои знакомства.
— Ну, уж этому-то учить меня не надо, — несколько обиженно произнес Агапит Абрамович, уязвленный все-таки в своем самолюбии превосходством над ним Андрея Львовича.
Сулима довез Крыжицкого в своей карете до дома, где жила графиня, и Агапит Абрамович прошел к молодому графу без доклада, на правах человека, который уже успел стать своим в доме Савищевых.
— Я боюсь, — начал он говорить графу, — как бы ваша матушка не хватилась своего свидетельства; лучше положите его обратно, на старое место.
Молодой Савищев, получивший по совету Крыжицкого от матери полную доверенность на ведение дела по оберландовскому наследству, вообразил себя дельцом, ничего не упускающим из вида и очень опытным.
— Но ведь свидетельство может нам понадобиться в будущем? — серьезно заметил он, с таким выражением, словно предвидел все это будущее во всех подробностях.
— Да?.. Это правда! — согласился Агапит Абрамович. — И на всякий случай велите снять с него нотариальную копию, которая нам может вполне заменить его.
— Да, как идея, это недурно! — согласился Савищев. — И я воспользуюсь ею.
— Так сделаем это сейчас! — предложил Крыжицкий.
— Отлично! Сделаем! А потом поедем завтракать.
Они отправились к нотариусу, сняли копию, а затем поехали завтракать.
Глава XIX
За завтраком Агапит Абрамович вскользь упомянул, что хотел бы повидать сегодня, если возможно, графиню. И, когда они вышли из ресторана, Савищев спросил у него:
— Так что же, вы теперь к нам? Вы ведь хотели видеть мою маман?
— Да особенно незачем! — возразил Крыжицкий, имевший вид хорошо и плотно поевшего человека, очень этим довольного и благодушного. — Незачем особенно! — повторил он. — Я могу в другой раз!
— Да нет, отчего же? Поедем!
И они поехали.
Графиня встретила Крыжицкого приветливо.
— А-а! Здравствуйте, милый! Ну, что наши дела? Есть какие-нибудь новости?
— Есть, графиня! — ответил Крыжицкий.
— Погодите, погодите, голубчик, я сейчас усядусь, и тогда вы рассказывайте!
И она, захватив свое вязанье, примостилась на кушетке, которую очень любила, потому что на кресле своими коротенькими ножками не доставала до пола.
— Ну вот, отлично! — снова заговорила она, зашевелив длинным крючком. — Рассказывайте теперь, какие у вас новости?
Крыжицкий сделал тревожно-грустное лицо и несколько раз провел рукой по шляпе.
— Новости не особенно приятные, графиня!
— Да неужели неприятные? — улыбнулась та. — Вот первый раз, когда вы мне говорите это, а до сих пор приносили все хорошие!
— Очень уж сложное дело! — вздохнул Агапит Абрамович.
— Да всякое дело сложно: вот хотя бы связать даже или сшить что-нибудь, вы думаете легко?
И она смеющимися, веселыми глазами посмотрела на Крыжицкого и покачала головой:
— Вы, мужчины, в это не верите… вот разве Костя только, — показала она на сына, — вдруг получил интерес к моим тряпочкам, но и то с тех пор, как у меня завелась прехорошенькая портниха.
— Ну, полно, — сказал Савищев.
— Ну что там «полно»! Разве я, миленький, не вижу всего?.. Хочешь пари держать, что ты с удовольствием сейчас пойдешь в мою спальню и принесешь мне оттуда моток шерсти, которой мне недостает?
Савищев с некоторой поспешностью встал с места и направился к двери.
Графиня кинула вязанье на колени и маленькими ручками захлопала в ладоши, восклицая:
— Вот и попался, миленький! Вот и попался!.. В спальне-то никого и нет!
Савищев пожал плечами и сказал:
— Да мне никого и не нужно!
Затем он прошел в спальню, но не с такой, правда, поспешностью и стремительностью, с какой поднялся со своего места.
Агапит Абрамович, поймав его взгляд, выразительно посмотрел на него: «Помни, дескать, метрическое свидетельство!»
— Ну? Так что же ваши новости?.. Я умираю от нетерпения узнать их, а вы ничего не рассказываете! — обратилась Савищева к Агапиту Абрамовичу, когда ее сын вышел. — Вы говорите, дело сложное?
— Да, графиня. Оберландовское наследство слишком многим пришлось по вкусу и многие точат на него зубы.
— Но ведь вы, миленький, говорите, что у нас есть все права?
— Но другие, хотя и ошибаются, тоже думают, что и у них есть права на него.
— Так Бог с ними, голубчик, пусть и они получают! Самое лучшее — разделиться всем, вот и спроса и споров не будет, и все будет отлично. Разве это почему-нибудь нельзя?
— Нельзя, графиня. Наши противники — очень сильные люди и хотят все целиком забрать в свои руки.
— Вы говорите, противники… — забеспокоилась Савищева, — значит их много?
— Много. Дело в том, что на это наследство претендуют иезуиты.
— Ах, иезуиты! Знаю! Про них говорят много дурного, да все это — неправда! Дедушка Модест Карлович знавал Грубера и говорил, что это — идеальный человек. А дедушка Модест Карлович никогда не лгал!
— С тех пор, должно быть, иезуиты изменились! — произнес Крыжицкий. — И стали другими! По крайней мере, в нашем деле можно ждать от них больших неприятностей.
