– Да! – сказал Кирш. – Тем более что тот же маркиз де Трамвиль просил отвезти какие-то документы на английскую яхту, пришедшую недавно в Петербург и остановившуюся на Неве.
– Ах, на яхту этой таинственной леди...
– Гариссон, – подсказал Кирш. – Но удивительно, что они пользуются в своем обиходе мистическими словами масонского девиза. Не может быть, чтобы они оказались членами какой-нибудь масонской ложи.
– Отчего вы так думаете? – живо спросил Куракин.
– Оттого, что, насколько я представляю себе масонов, это – люди высшей нравственности, отнюдь не способные на недостойную интригу.
– Вы правы, – согласился Куракин, – масоны тут ни при чем.
Простой, ласковый и общительный разговор князя Александра Борисовича и его приветливое обхождение очень нравились Киршу. Он нисколько не жалел, что пришел к нему.
– Скажите, пожалуйста, – спросил его между прочим Куракин, – отчего вы обратились именно ко мне, а не к кому-нибудь другому?
– По этому поводу со мной произошел довольно странный и редкий случай так называемого раздвоения, – ответил Кирш; – вчера, вернувшись из придорожного трактира, я сел за книги, думая предаться чтению, но мысли мои были, очевидно, заняты утренним происшествием и работали помимо меня. Я просидел до вечера, напрягая свое внимание, и в сумерках увидел, будто бы сам сижу перед собой и разговариваю со своим двойником. В этом разговоре мне было подсказано, чтобы я шел к вам.
– Это очень интересно! – сказал Куракин. – Я знаю несколько случаев раздвоения, происшедших даже на расстоянии, но мне приходится в первый раз слышать, чтобы человек видел сам себя так, как вы! С вами часто случается это?
– Это было со мной в первый раз.
– Вы, вероятно, в этот день ничего не ели или, по крайней мере, очень мало?
– Да, – подтвердил Кирш, – я ничего не ел, целый день был сосредоточен на одном умственном занятии и все-таки так или иначе перед тем испытал некоторое волнение. Поэтому то, что случилось со мной, не испугало и даже не поразило меня.
– Да поразительного тут ничего и нет для того, кто знаком с книгами, которые вы читаете. Знаете ли вы, что в Америке была девушка, у которой в Европе существовало второе «я»? В Европе жила другая девушка, которая просыпалась лишь тогда, когда засыпала та, которая была в Америке, и наоборот. По своему материальному положению они были совершенно различны; умерли они в один и тот же день и час. Этот случай был открыт случайно, и, вероятно, он не единственный, но остальные неизвестны только потому, что, действительно, чрезвычайно трудно поддаются наблюдению.
– Я думаю, – заметил Кирш, – многое так пропадает для нас бесследно только потому, что мы не можем или не умеем еще наблюдать.
– А сами вы чувствуете себя способным для наблюдений? – спросил Куракин.
– Не знаю! Вероятно, да!
– Ну, тогда попробуйте, понаблюдайте вот эту историю с французским маркизом и постарайтесь разгадать, что это за люди? Я, со своей стороны, постараюсь сделать все, что могу. А вы, когда что-нибудь узнаете, приходите ко мне, тогда потолкуем!
– Да, но как же я буду разыскивать и наблюдать, – возразил Кирш, – когда я даже не знаю с чего начать?
– Вы должны найти это сами! Все в жизни так: разве мы знаем, в сущности, что-нибудь в ней? Даже и саму жизнь часто не знаем как начать; однако же ничего, живем и дело делаем! Вот так и вы!
– Что же, я готов! – сказал Кирш. – Только все-таки едва ли я что-нибудь смогу тут сделать по своей воле; тут можно узнать что-нибудь, если только подвернется к тому удобный случай.
– И случай подвернется, если вы захотите этого!
– Неужели человек может управлять и случаем?
– До известной степени да! Нужно только уметь желать, молчать и наблюдать!
В это время дверь кабинета, в котором они сидели, отворилась, и вошел лакей, держа на подносе письмо, которое он подал Куракину. Последний распечатал письмо, развернул и, обратившись к Киршу, сказал ему, как бы прося извинения:
– Вы позволите?
Кирш почтительно поклонился.
Куракин прочел письмо и спросил у лакея:
– Кто принес?
– Человек без ливреи принес и удалился!
– Хорошо, ступай! – приказал лакею Куракин. – Ну, вот видите, – обернулся он к Киршу, – случай уже является к вам на помощь: в этом письме меня извещают люди, известные мне, что сегодня вечером в доме на Пеньках будет маленькое собрание, судя по приметам, именно тех лиц, о которых вы мне говорили. Я сообщаю вам это для того, чтобы вы поступили, как полагаете лучше.
– Какой же дом на Пеньках? – спросил Кирш.
– Это мне неизвестно; я вам сказал все, что узнал из письма; в нем сказано, что вчера в Петербург привезены французским маркизом важные бумаги и что поэтому в доме на Пеньках соберется несколько человек. Вот вам нить, доберитесь по ней до клубка и распутайте его, если можете!
– А если я распутаю его? – спросил Кирш.
– Тогда я вам скажу, что вы недаром читали ваши книги и что испытание, выпавшее на вашу долю для достижения первой степени посвящения, выполнено вами.
– Так вы думаете, что это дается мне испытание?
– Не думаю, а уверен в этом.
Куракин близко наклонился к Киршу и таинственно произнес:
– Слова «он жив в сыне» не произносят даром!
ГЛАВА XIII
Варгин сидел с утра в своей мастерской и писал этюд женской головы с рыжими волосами и гордыми строгими чертами лица. Выходил портрет леди Гариссон, очень похожий; Варгин был доволен своей работой.
Пришел Елчанинов, грустный и очень недовольный.
Увлеченный своим делом Варгин не заметил его настроения; не кладя кисти, он поздоровался с приятелем и спросил только, кивнув на этюд:
– Хорошо?
Елчанинов рассеянно поглядел, криво усмехнулся и промычал что-то совсем неопределенное.
– Ты чего усмехаешься и мычишь? – заговорил Варгин, – ты думаешь, я не знаю? Ты ведь смотришь, а сам думаешь: «Пиши, мол, себе свою красавицу, а моя все-таки лучше!»
– Какая «моя»? – переспросил Елчанинов и деланно зевнул, притворяясь вполне равнодушным ко всему.
Варгин насмешливо подмигнул ему.
– Ну, как какая? Разумеется, вчерашняя, которую ты вчера в карете привозил. Что же ты вчера виделся с нею?
– Нет, не виделся!
Варгин, отстранившись от холста, вглядываясь в свою работу и вовсе не вникнув в то, что ему сейчас говорили, одобрительно мотнул головой и сказал:
– Отлично!
