У рулевого колеса, на самой корме, флаги драпировались в виде занавесей у окна, часть борта была открыта, и за этим бортом виднелась декорация сказочного индийского берега, так искусно сработанная и освещенная, что казалось, как будто смотришь с яхты на фантастический действительный пейзаж южной горячей ночи.
Две огромные глыбы льда, искрившиеся как-то изнутри, служили вместилищами для сделанного из вина и апельсинов напитка.
Звуки оркестра и роговой музыки, усиленные эхом гладкой водной поверхности реки, гремели не умолкая, но самих музыкантов, скрытых зеленью, не было видно.
Лакеи в гербовых ливреях разносили угощение на больших серебряных подносах.
Роскошная каюта-гостиная осталась такой, как она была, потому что лучшего убранства для нее и придумать нельзя было.
Варгин, по приказанию леди, принимал близкое участие в декорировании яхты и был приглашен на бал, на который явился в лучшем своем праздничном платье, но держался в стороне, потому что это лучшее его праздничное платье было очень бедно по сравнению с богатой одеждой остальных гостей.
Многих из этих гостей Варгин знал в лицо, но, по своему незначительному положению художника, не мог быть знаком с ними, и они его не знали.
Сама леди была в белом воздушном платье, с бриллиантовой диадемой на голове и таким же ожерельем. Яркий блеск камней шел ее красоте и выделял ее, но Варгину казалось, что не бриллианты украшают ее, а что сами они стали красивыми лишь благодаря тому, что она их надела. Держась вдали, не вылезая вперед, он робко следил за леди и не спускал с нее глаз, как бы инстинктивно угадывая, куда она двинется и куда пойдет.
Был самый разгар бала, когда гости, достаточно налюбовавшись и надивившись и на хозяйку, и на окружающую ее роскошь, предались, наконец, самим себе и своему удовольствию.
На больших сборищах бывает такой момент, когда веселье налажено и у хозяина и хозяйки есть возможность немного вздохнуть и остаться незамеченными. В такой именно момент леди прошла в гостиную. Варгин пробрался за ней до двери, не осмеливаясь переступить ее порога, потому что тут было самое почетное место, но почетные гости были усажены за мороженое в палатке из турецких шалей, и гостиная пустовала. Леди была одна в ней.
Она увидела Варгина и поманила его к себе.
Он подумал, что она хочет дать ему какое-нибудь приказание, и невольно оглянулся, чтобы поискать, нет ли тут управляющего, через которого привык уже разговаривать с леди.
Леди сделала нетерпеливое движение.
Тогда Варгин перешагнул порог и приблизился к ней. Она схватила его за руку, другой приподняла драпировку, возле которой стояла, и втащила за нее Варгина.
Драпировка была одна из тех, что сплошь завешивали стены каюты-гостиной, и никак нельзя было предположить, что за ней скрывалось маленькое, узенькое помещение. Оно было затянуто все серым атласом в складках, и единственную мебель его составляла атласная же серая софа.
Очутившись тут один на один с красавицей леди, Варгин оторопел.
– Не удивляйся ничему, – быстро по-русски заговорила она шепотом, продолжая держать его за руку и крепко стискивая ее, – не расспрашивай, почему я не хочу, чтобы знали, что я говорю по-русски. Ты мне нравишься. Твои бешеные речи и глупый восторг предо мною забавны мне. За мной следят и не дают воли. Может быть, если бы меня не держали под надзором, я не обратила бы на тебя внимания, а теперь целуй скорее: у нас лишь несколько мгновений.
У Варгина закружилась голова, он пошатнулся как пьяный, опьянев сразу от одуряющего счастья, вдруг свалившегося на него, и, сам не помня, что делает, схватил красивую женщину и прижал ее к себе. Молодая кровь заговорила.
– Прелесть, радость, счастье, жизнь! – лепетали его губы, покрывавшие ее поцелуями.
Это была минута какого-то отчаянного безумия. Варгин потерял ощущение времени, пространства, расстояния; он чувствовал только близость любимой женщины, ее руки, охватившие его шею, ее тело, трепетавшее в его объятиях.
Пролетела минута, хотя это была вечность блаженства, но все-таки она пролетела.
– Тсс... довольно, – услышал он, – нас могут застать... Сюда, сюда!
И, сам не зная как, Варгин вдруг почувствовал, что все исчезло кругом. Он стоял в темном коридоре, в конце которого виднелся свет фонарей, горевших на палубе, и мелькали гости.
– Ты что тут делаешь? – услышал он голос управляющего, вероятно, за стеной коридора, там, где только что был он сам.
– У меня закружилась голова, я ушла, чтобы оправиться, – ответил другой голос, женский.
Варгин узнал, что это была леди.
Они говорили по-русски, и тон управляющего был властен, почти груб, совершенно не похож на тот, которым он разговаривал с леди в присутствии Варгана на сеансах.
– «Голова закружилась, оправиться»! – иронически повторил управляющий. – Я знаю тебя. Берегись!
– Берегись и ты, – возразила она, – настанет мое время, тогда и я сведу наши счеты. Я тебя предупреждала несколько раз.
– А я тебе отвечал, что ни в каком случае не боюсь тебя, и теперь повторяю то же самое. Если бы только не твоя красота...
– И если бы только не твое ничтожество... тогда бы что было?
– Тогда бы... тогда бы ты пропадала в своем ничтожестве. Помни, к чему обязывает созданное тебе положение!
– А ты помни свое положение предо мною! Ты – управляющий и больше ничего.
– Я управляющий для всех других, а для тебя...
– Что, что ты для меня?!
– Иди к гостям! Потом поговорим!
– Нет, я хочу знать сейчас. Слышишь? Или я не посмотрю ни на что.
– Ну, я говорю тебе: полно! Иди к гостям! Ты уже готова наделать глупостей... Довольно!
– Вот так-то лучше! Ну, проси прощения! Нет, стань на колени... на колени, говорят тебе!.. Целуй туфлю! Впрочем, ты недостоин, довольно тебе подола платья... Нет, и этого много... Поцелуй то место, на котором я стояла! Ну, кто же я теперь, по-твоему?
– Ты... ты – сирена!
И голоса стихли. Послышался отдаляющийся шорох платья леди.
«Сирена, сирена! – повторял Варгин, выходя по коридору на палубу и с жадностью вдыхая свежий воздух. – Да, она – сирена, но, кто бы ни была, она может делать со мной что хочет... что хочет. Я в ее власти теперь!»
Он оглянулся. Из золоченой двери каюты выходила леди, гордая и спокойная, а за нею, подобострастно склонившись, следовал управляющий.
Они прошли мимо, к гостям, не обратив внимания на Варгина, словно тут его вовсе и не было, словно и забыли о существовании его или даже никогда не помнили. Обычная холодность сковывала красивые черты леди; ни глаза, ни бесстрастная складка рта не выдавали ее, и только ноздри расширились, и то слегка – чуть-чуть заметно.
