– Однако вы не договорили того, что начали; вы сказали, что вам показалось сначала, что я хороший человек, а теперь вы видите... Что вы видите теперь? Скажите мне!
– Некогда разговаривать, вы сами остановили меня. Для Станислава каждая минута дорога.
– Ничего! Одно слово. Скажите! Что вы видите теперь?
Елчанинов стоял уже на ступеньках лестницы, Вера перегнулась через перила.
– Что вы молодец! – шепнула она.
Он, сам не помня себя, схватил ее руку, поцеловал и стремглав кинулся вниз, словно ничего не помня и не сознавая. Если бы это была не лестница, а башня, высотой до самого неба, он теперь прыгнул бы и с нее не задумываясь.
Лестница вела в подземный этаж дома, и здесь Елчанинов нашел дверь подвала.
Огромный железный болт был задвинут на ней и крепко держал ее, но висевший на болте замок оказался открытым, так что стоило только отодвинуть болт, чтобы отворить дверь.
Елчанинов чувствовал в себе такую силу, что приготовился выломать дверь подвала, и вдруг она оказалась препятствием, легко устранимым, к его сожалению. Именно с сожалением отодвинул он болт.
То, что, может быть, здесь была приготовлена ловушка для него самого, ему и в голову не пришло. Он не подумал об этом.
Елчанинов нашел Станислава в подвале, он был на ногах и стоял почти у самой двери. Елчанинов поднял фонарь, чтобы осветить себе лицо и показать Станиславу, кто он такой.
– Пан пришел ко мне! – захлебываясь и чуть дыша, залепетал Станислав.
– Вы узнаете меня? – так же тихо спросил Елчанинов.
– Узнаю... вы товарищ пана Кирша! Значит, панна Вера не обманула; она сказала, что меня придут освободить. Ведь вы освободить меня пришли, да? – говорил он не без труда.
Нижняя челюсть у него плохо слушалась; он дрожал всем телом и от дрожи не попадал зуб на зуб.
– Да, я пришел освободить вас, – поспешил успокоить его Елчанинов. – Идемте!
Он так был уверен, что Станислав не станет медлить, чтобы последовать за ним, что схватил его за руку и двинулся было вперед, но тот уперся и жалобно протянул умоляющим голосом:
– Ради Господа Бога, скажите, пан, куда вы меня хотите вести?
– На свободу, на волю! Я отведу вас к себе и ручаюсь вам, что у меня никто не посмеет вас пальцем тронуть!
– Да, но здесь пан не у себя!
– Оттого-то я вас и хочу увести! Ну, скорее! Не рассуждайте!
– Ради Господа Бога, пан, погодите! Как мы выйдем отсюда?
– Увидите!
– Я не знаю, как пан вошел сюда, но знаю, что вокруг этого дома такая высокая стена, что через нее не перелезть; окон на нижнем этаже нет, а есть только два выхода: один через дверь на улицу, из нее без шума выйти нельзя; а другой – через калитку из сада. У пана есть ключ от этой калитки?
– Нет. Да вы не беспокойтесь, идите, когда я вам это говорю!
– Тогда пан ошибается: мы не выйдем!
– Есть третий выход: через дом, по подземному ходу.
– Через дом? По подземному ходу? – повторил Станислав, как-то съежился и присел даже.
– Ну да! Мы подымемся на верхний этаж, и там из столовой есть выход.
– Нет, нет, – совсем испугался Станислав, – мы не сделаем этого. Подниматься на второй этаж... Да вы не знаете, пан! В этом доме стены видят и слышат. Я послушался пана Кирша, поднялся с ним, чтобы заглянуть в эту столовую, и это сейчас же стало известно. Как? Я понять не могу! И за это меня посадили в подвал. Если мы подымемся теперь, нас убьют!
– Некому убивать нас. Не бойтесь, раз вы со мной! В доме никого нет и некому следить за нами.
– Я тоже так думал, когда подымался с паном Киршем. Разве он не рассказывал вам? Где он теперь?
Елчанинов не решился ответить на этот вопрос Станиславу, боясь, что тот еще больше оробеет, узнав о судьбе Кирша.
– Все равно! – сказал он. – Идемте же, говорят вам!
Станислав отрицательно покачал головой и глупо и настойчиво произнес:
– Я боюсь!
Елчанинов начинал терять терпение.
– Да чего вы боитесь? – рассердился он. – Хотите оставаться в этом подвале, так оставайтесь.
– Да, я лучше останусь здесь... пан пришел освободить меня, видит Бог, я благодарен ему, но пан не знает, от каких людей он хочет увести меня! Может быть, это западня!
– Вы с ума сошли! С какой стати я вас буду ловить в западню?
– Не вы... не вы... я хочу сказать, что для самого пана, может быть, устроена западня.
Эти слова как громом поразили Елчанинова, и ему пришло на ум: а что как они – правда?
В самом деле, все как будто шло у него до сих пор слишком хорошо. К тому же Станислав вовремя напомнил ему о Кирше, да и сам он невольно вспомнил об участи, которую готовили Варгину. Сам он был третьим из тех людей, про которых сказал управляющий: «А теперь возись с ними!»
Неужели опасения Станислава справедливы? Да нет же, не может быть! Ведь тут Вера, а она не может стать предательницей; для этого слишком ясен и светел ее взор, слишком чист и прекрасен! Что она сама может не знать! Пустяки это все!
Елчанинов вспомнил, что трусость заразительна, и с досадой на себя, что чуть было не поддался испугу Станислава, с силой схватил его за руку и проговорил:
– Так я насильно уведу вас отсюда!
– Я боюсь... я не хочу... я стану кричать, – окончательно обезумев от страха, чуть не во весь голос сказал Станислав.
Елчанинов едва успел выхватить платок из кармана и сунуть его в рот обеспамятевшему поляку, а затем схватил его, как ребенка, на руки.
К счастью, Станислав затих и не барахтался, так что Елчанинов мог прихватить фонарь; он со Станиславом на руках направился к двери и толкнул ее ногой, чтобы отворить ее.
Однако дверь не поддалась.
Елчанинов толкнул еще раз – дверь не отворилась!
Тогда он выпустил из рук Станислава, попробовал толкнуть дверь рукой, – крепкий железный болт, задвинутый по ту сторону, держал ее.
Елчанинов растерянно оглянулся.
Станислав бледный стоял сзади него.
– Я говорил вам, пан! – произнес он, успев уже освободиться от платка.
ГЛАВА XXIII
На другой день после бала Варгин имел все-таки смелость наведаться на яхту, несмотря на слова, сказанные ему управляющим, что сеанса сегодня не будет и что ему дадут знать, когда он может снова явиться к леди. Однако на яхту его не пустили.
Художник вернулся домой, хотя и огорченный этим, но все же еще полный впечатлениями вчерашнего и потому настроенный довольно бодро.
