– Пане ксендже, – заговорил Станислав, – а как же относительно моей жены? Ведь я потому и пришел к вам, чтобы сговориться относительно моей жены.
Но речь его замерла и перестала быть слышной; Али, очевидно, не дал ему договорить и увел его.
В комнату вошел управляющий леди.
Елчанинов видел, как он подошел под благословение Грубера и сел за стол напротив него.
– Брат Иозеф! – обратился к нему Грубер. – Вы вчера заперли дверь подвала и увезли ключ с собой?
– Да, я сделал это для большей верности, после того как вы мне объяснили, насколько этот человек важен для нас и что он по действию наших братьев привезен сюда, хотя сам и не подозревает этого.
– И вы сами заперли замок?
– То есть он был уже заперт и висел на болте, но я всунул ключ и попробовал; ключ был уже повернут в замке, на три оборота.
– Вы помните это?
– Еще бы!
– И увезли ключ с собой?
– Да.
– Но ведь этот ключ не простой и сделать другой такой же, не имея в руках подлинного, нельзя!
– Да, бородка у него слишком хитра.
– В таком случае как же замок оказался отпертым?
– Для меня это положительно загадка!
– Ну, мы разъясним эту загадку. А что маркиз? Ему сегодня, кажется, еще лучше, чем вчера?
– Да, он чувствует себя очень хорошо и удивляется, отчего сегодня не приехала к нему Вера.
– Я не велел пускать ее.
– Отчего? Теперь, когда она стала богатой наследницей, нам ее близость должна быть полезна!
– Вы слишком скоры в своих заключениях, брат Иозеф! Поверьте мне, что я не упущу ничего полезного для нас, но сегодня утром я был у госпожи Туровской, и мне показалось там кое-что подозрительным. Я застал у нее леди...
– Да, леди сегодня провела утро у Туровской и вечером опять поехала к ней. Я не видел в этом ничего дурного; думал даже, что они вместе приедут сюда.
– Это вы все думали, брат Иозеф, а я видел у Туровской вместе с леди офицера Елчанинова, одного из этих трех...
– Как он попал туда?
– А знаете ли вы, где была леди перед Туровской?
– К сожалению, у этого художника! Мне не пришло в голову, что она рискнет отправиться к нему, и потому я не догадался отдать приказание кучеру, чтобы он не вез ее к этому Варгину.
– Она тогда поехала бы в наемной карете. Но не в этом дело. Они увезли художника...
– Как увезли? Ему, кажется, должна была быть одна дорога – на кладбище!
– А оказывается – нет! Вероятно, доза была слишком слаба!
– Да нет же! Брату, исполнявшему это поручение, было приказано употребить самое сильное средство!
– Как бы то ни было, а художник остался жив и его перевезли...
– Вероятно, в больницу?
– Нет, вероятнее в бывший дом князя Верхотурова, принадлежащий теперь Вере Николаевне Туровской. Я вам говорю, что уже утром мне показалось подозрительным единение этих трех лиц под кровлей этого дома! Но я тогда не знал еще о судьбе художника. Потом я получил сведения, которые дали мне возможность догадываться, а теперь я имею в руках доказательство, что мои догадки были справедливы!
– А именно?
– Станислав явился сюда и все выболтал. Из его рассказа можно заключить, что Варгин теперь в доме у Туровской. И сделал это все офицер Елчанинов: он освободил Станислава, он же и поспел к своему приятелю вовремя.
– Вы полагаете, что ему известен секрет противоядия?
– Нет, но он, может быть, известен этой женщине.
– Леди?
– Ну да, леди, если уж мы так называем ее! В записях о ней, которые мне присланы капитулом, значится между прочим, что она сумела погубить своей прелестью одного из наших братьев, и он открыл ей несколько секретов и тайных средств. Он понес за это должное наказание немедленно же.
– Перст судьбы карает изменников и помогает нам, отец! В том, что Станислав сам явился к вам и все рассказал, я вижу подтверждение этого!
– Ну, Станислава привел сюда не перст судьбы, а просто мелкая человеческая натура. Нужно знать только эту натуру, и тогда так легко управлять людьми! Он обуреваем страстишкой к своей жене, и эта-то страстишка толкнула его снова к нам. Он увидел ее...
– В качестве леди Гариссон?
– Да.
– Ну, значит, теперь больше, чем когда-нибудь, опасно держать его на воле; он может выдать, что она его жена, и тогда все наши расчеты падут и исчезнут как дым.
– Так что же, по-вашему, надобно опять запереть его и не выпускать?
– Непременно.
– У вас все только сила, брат Иозеф! Вы рассчитываете только на одну грубую силу, физическую или денежную. Вы забываете внутренние свойства человека, на которые можно влиять, и это влияние будет всегда могущественнее всякой силы. Теперь более, чем когда-нибудь, нужно отпустить Станислава.
– Не смею указывать вам, отец. А что же вы думаете делать с остальными?
– Веру Туровскую я не велел сегодня пускать сюда, потому что не хотел, чтобы она, после того как возбудила во мне подозрения, увиделась с маркизом, прежде чем я переговорю с ним и направлю его как следует, настроив его мысли должным образом. Я сегодня сделаю это, а завтра Туровская может опять увидеться с ним. О двух приятелях, оставшихся после того, как мы отделались так удачно от третьего, я позабочусь.
– Ну а леди? – спросил управляющий.
– А леди на днях будет представлена при дворе государю. Она опасное и обоюдоострое орудие, это правда, но только не для нас! Мы сумеем справиться с ней, и ее строптивость в данном случае является ее достоинством, потому что натура покорная, не самовластная и легко подчиняющаяся была бы вовсе непригодна для той роли, какую должна исполнить леди. Али! – крикнул Грубер, опять хлопнув в ладоши, – приведите сюда Станислава!
Поляка привели.
– Итак, – обратился к нему патер Грубер, – ты хочешь вернуть к себе свою жену?
– Очень хочу, пане ксендже! Поэтому я и пришел к вам, и хочу служить.
– Нам твоей службы не нужно. Если желаешь действовать, то можешь делать это только для себя, и если будешь исполнять беспрекословно то, что я тебе прикажу, то твои старанья увенчаются успехом.
– О, я все сделаю, что вы прикажете! – воскликнул Станислав.
– Ну, вот видишь ли, – начал объяснять ему Грубер, – твоя жена добилась – уж Бог ее знает каким путем – высокого положения английской леди.
– Но ведь она же не леди! Это обман!
