Восемнадцатого числа неразбериха в Осакском замке достигла точки кипения. Цунамаса Сано, которому Иэясу поручил охрану западного крыла, где находились его частные покои, в тот день организовал отъезд наложниц и слуг своего господина в надёжное укрытие на земле Ёдо, сам же с пятью сотнями самураев отправился в Фусими. Вооружённые воины сновали из башни в башню с утра до вечера.
Девятнадцатого числа стало известно, что самураи Укиты, Кобаякавы и Симадзу осадили замок Фусими и начали штурм. Гонцы доставляли в Осаку новости с места событий каждый час.
В первый день восьмой луны Фусими пал; назначенный Иэясу комендант замка Мототада Тории вспорол себе живот. Пятого числа состоялась церемония награждения воинов, отличившихся при взятии Фусими, — господин Хидэёри пожаловал верных вассалов богатыми дарами.
Тятя знала, что отныне Фусими находится в руках их сторонников, но не вполне понимала, что творится в других землях. Повсюду шли сражения, однако судить о том, в чью пользу развивается ситуация, пока было слишком рано, а гонцы, которые один за другим, загоняя коней, со всех концов страны прибывали в Осаку, вносили ещё больше путаницы в общую картину. К тому же не все даймё чётко высказались, чью сторону они принимают. Не ясно было, к примеру, к какому стану следует отнести таких князей из дальних провинций, как Маса Санада, — к вражескому или своему.
А всё потому, размышляла Тятя, что в западных землях нет среди воинов личности достаточно яркой и могущественной, чтобы вокруг неё сплотились защитники Хидэёри. Мицунари Исида мог бы претендовать на роль предводителя, но ему приходилось решать сиюминутные вопросы — он как оглашённый метался между Осакой, Фусими и Саваямой, вместо того чтобы разрабатывать общую стратегию. Противоречащие друг другу приказы сыпались на западные войска со всех сторон, всё было не так, как во времена тайко, — война выходила из-под контроля. И даже Тятя понимала, что неразбериха связана с отсутствием полководца масштаба Хидэёси, человека, способного объединить и направить к одной цели усилия многих воинов.
В середине восьмого месяца лазутчики донесли, что военачальники из лагеря Иэясу покинули театр военных действий в Тохоку и собрались на совет в горной крепости Киёсу. Прослышав об этом, Тятя всерьёз забеспокоилась и отрядила гонца к Хидэаки Кобаякаве справиться о положении на фронтах. Кобаякава в полном боевом облачении лично явился в Тятины покои засвидетельствовать своё почтение ей и Хидэёри. «Положение столь серьёзно, — заявил полководец, — что медлить более нельзя. Мы сегодня же выступаем в Оми». В тот день резервные подразделения, расквартированные в Осаке, получили приказ покинуть город. К вечеру замок снова опустел. На страже с несколькими подчинёнными остался лишь Тэрумото Мори — большинству своих самураев он тоже велел идти на восток. Однако на следующий день неведомо откуда подоспело подкрепление, существенно усилившее осакский гарнизон.
В конце месяца последовала вереница сообщений о поражениях сторонников Хидэёри на всех фронтах. Первым пал замок Гифу; войскам князей Отани и Исиды был нанесён невосполнимый урон.
На восьмой день девятой луны Тятя получила новость, в которую долго отказывалась верить: Такацугу Кёгоку, средоточие всех её чаяний, только что заключил союз с кланом Токугава и теперь готовит свой замок Оцу к длительной осаде. Он строит укрепления, а его самураи уже перекрыли западной армии дорогу на восток. Всем было ясно, что он с самого начала замышлял предательство и притворился союзником западных сил, чтобы избавить себя от подозрений с их стороны, а сам между тем продолжал тайные сношения с Токугава и в конце концов, дождавшись удобного момента, поднял свои войска против сторонников Хидэёри с целью выбить почву у них из-под ног.
Тятю это известие ошеломило. Чтобы Такацугу обратил оружие против неё и её сына? Немыслимо! Это чудовищная ошибка! Двоюродный брат и родная сестра Охацу не могли её предать! Она давно потеряла надежду наладить отношения с Когоо, супругой Хидэтады, наследника Иэясу, поскольку считала, что над ними довлеет предопределённость кармы, но даже мысли не допускала, что подобный разлад может случиться между ней и Охацу или дамой Кёгоку. Неужели Тасуко, которая искренне любила Хидэёси и была так предана ему, что после его смерти стала монахиней, теперь последует примеру своего брата и перейдёт в стан Токугава, жаждущий стереть с лица земли род Тоётоми?
— Полагаю, правитель Оцу встал на сторону Токугава во имя былой дружбы и родственных связей, — сказал онемевшей от потрясения Тяте самурай, который сообщил ей об измене кузена.
Самурай, без сомнения, имел в виду «былую дружбу» и «родственную связь» Такацугу с Когоо.
С женой наследника Иэясу правителя Оцу действительно объединяли давние отношения. Так же как и с ней, с Тятей. Когоо была его свояченицей. Так же как и она, Тятя.
Её ошибка заключалась в том, что, думая о Такацугу, она принимала в расчёт лишь юношескую влюблённость, горевшую ярким пламенем между ними много лет назад. Этот чистый огонь исказил восприятие вещей, в нём сгорела реальность, остались лишь эфемерные узы, которые некогда крепко связывали их с Такацугу и о которых никто, кроме них двоих, не знал. На самом же деле именно эти узы могли сыграть против неё. Память во всех подробностях восстановила сцену в замке Адзути: обезумевший Такацугу, стоя на коленях, отчаянно цепляется за подол её кимоно, а она бесстрастно, с ледяной жестокостью отталкивает его. Быть может, для Такацугу пробил час мести? Быть может, того, что позднее она сама предложила ему своё тело и он демонстративно отверг её, было недостаточно, чтобы утолить его жажду возмездия?
— Кому дано читать в чужих сердцах? — тихо произнесла Тятя.
Эти слова случайно вырвались наружу и гулким отзвуком отдались в её собственном сознании. Она почувствовала, как из самых глубин её существа поднимается смех.
Проводив самурая, Тятя вышла на энгаву и залюбовалась лучами осеннего солнца, играющими в листве деревьев. В саду мирно покачивались пурпурные волны леспедец, там царил удивительный покой, рядом с которым жестокое буйство судьбы, накатившей штормом на неё и Хидэёри, казалось неуместным. Тятя вдруг поняла, что всю свою жизнь, даже презирая Такацугу, даже проникаясь к нему ненавистью, она тем не менее не переставала думать о нём. Высокородный мальчик, будущий воин, ещё в детстве отвоевал себе место в её сердце и остался там навсегда. Само имя Кёгоку, осиянное славой былых свершений, приводило её в трепет, когда она была маленькой девочкой, и преклонение перед самурайским домом, растерявшим своё могущество, по-прежнему жило где-то в закоулках души взрослой женщины.
Тятю вдруг прошиб холодный пот. А ведь теперь, когда тайко мёртв, она впервые в жизни свободна… Вольна делать всё, что пожелает, не опасаясь гнева господина… Ей осталось выполнить свой последний долг — привести к власти Хидэёри, и, как только эта задача будет решена, она, Тятя, если, конечно, её посетит такая блажь, сможет отобрать у Охацу мужчину, которого когда-то сама… отвергла. Но в юности-то она его действительно любила, а он испытывал к ней настоящую страсть… Она отдала Такацугу сестре только на время и теперь имеет право его вернуть!
