Тятя, подобной уверенности не ожидавшая, холодно осведомилась, на чём её мнение основывается.
— Сражения затевают для того, чтобы в них побеждать. Кто же пойдёт в бой, будучи уверенным в своём поражении? Что бы там ни говорил господин Хидэёри, я знаю: в глубине души он надеется выиграть битву.
— Порой приходится принимать бой, обрекая себя на поражение, коли враг к этому вынуждает, — заметила Тятя, хотя её сердце уже пело и ликовало, замирало от нежности к Сэн-химэ, которая нежданно-негаданно подарила ей надежду. А ведь и правда, почему они должны проиграть? Сто тысяч самураев, ронинов и военачальников пришли к Осаке, чтобы сражаться за дом Хидэёри. Быть может, она, Тятя, одна поддалась унынию, а все остальные грезят победой? Да и сам Хидэёри, несмотря на похоронные речи, в глубине души наверняка надеется одержать верх над кланом Токугава…
Однако же обнаруживать перемены в своём настроении перед невесткой она не собиралась — всё-таки в жилах молодой женщины, сидевшей напротив неё, текла кровь заклятого врага.
— Мечтать о победе — дело достойное. Но что вы будете делать в случае поражения? — спросила Тятя.
Сэн-химэ молчала, склонив хорошенькую головку.
— Ну же, отвечайте! — Тятино настроение опять изменилось. Она вдруг преисполнилась ожесточённой решимости забрать невестку с собой, если Осаке и ей самой суждено сгинуть в пожаре. Она сделает это даже ценой нарушения всех приличий, она вцепится обеими руками в полы кимоно Сэн-химэ, чтобы помешать ей спастись бегством! Тятя живо представила эту сцену, себя и невестку в огне, пожирающем замок.
И в этот миг Сэн-химэ ответила на её вопрос. Слова молодой женщины прозвучали так неожиданно, что Тяте показалось, будто их принёс откуда-то издалека ветер.
— Я подумаю об этом, когда придёт время.
— Что?! — вскинулась Тятя.
Сэн-химэ вежливо, с безмятежной уверенностью, повторила.
— Значит, вы ещё не приняли решение умереть? — Тятя, не вставая с колен, подползла к ней ближе, словно не верила своим ушам.
Сэн-химэ подняла голову и смело посмотрела свекрови в глаза:
— Я пришла именно для того, чтобы поговорить с вами об этом, госпожа Ёдо. Я не сомневаюсь в нашей победе, но воинская удача переменчива. Если боги распорядятся по-своему, пусть они решат и мою судьбу за меня. Коли смерть неизбежна, надобно встретить её достойно, но коли есть надежда на жизнь, мы все должны оставаться в живых. — Молодая женщина опустила голову, продолжая говорить: — Я не хочу видеть, как этот замок исчезает в огне, не хочу видеть, как умирает господин Хидэёри, поэтому готова на всё, чтобы спасти Осаку и её обитателей.
Слова невестки снова повергли Тятю в изумление, заставили задуматься о том, что прежде не приходило ей в голову: если можно остаться в живых, нужно жить! Сэн-химэ права. Она, Тятя, тоже не хочет видеть, как пламя пожара разрушает замок, не хочет убивать своего сына! Возможно, даже в случае поражения у них с Хидэёри найдётся возможность сохранить жизнь, если они того пожелают. При всей своей жестокости, Иэясу и Хидэтада не осмелятся поднять меч на главу клана Тоётоми и его мать. Её вдруг охватила дрожь. Тятя попробовала призвать тело к порядку, чтобы не показать Сэн-химэ своей слабости, но не смогла.
Во время этой беседы примчался верховой с посланием от Ооно. Тятя велела проводить самурая в соседние покои, вышла к нему и приняла свиток. Ооно писал, что сражение начнётся завтра на рассвете, войска вступят в бой по всей линии фронта.
Когда гостья ушла, Тятя долго сидела в одиночестве. Дышалось тяжело — ночь была мучительно жаркая. Погода в тот год всё время капризничала: зима закончилась раньше срока, вишни расцвели с небывалой поспешностью, а четвёртый месяц вдруг выдался холодным, в первый день пятой луны выпал град, и вот теперь Праздник мальчиков принёс с собой летний зной. Сейчас сёдзи были раздвинуты, в сад падал свет свечей, но с воли не доносилось даже слабого дуновения ветерка.
Тятя, взволнованная разговором с невесткой и посланием от Ооно, встала и вышла на энгаву. Взгляд утонул во мраке сада. На небе — ни звёздочки. Должно быть, духота предвещает грозу… Замок молчал — ни голосов, ни звона доспехов, ни перестука копыт, — но в воздухе ощущалось гнетущее напряжение.
Перед приходом Сэн-химэ Тятя собиралась лечь в постель, теперь же сна не было ни в одном глазу. Известие о начале боевых действий завтра на рассвете взбудоражило нервы. Как же заснуть в такую ночь? Тятя решила оставаться на ногах, пока сон не сморит её, и бродила по энгаве в том же церемониальном кимоно, которое надела поверх ночного платья, чтобы выйти к невестке. Прислужниц и вассалов она отпустила. В час Мыши
[141]
она наконец легла, но сон по-прежнему не шёл, глаза не желали закрываться. В час Быка Тятя села на футоне — в замке поднялась суматоха, со двора донёсся шум. Состоявший при ней на службе молодой самурай, которому она недавно велела отправляться спать, но который, по всей видимости, приказ проигнорировал, крикнул из-за фусума:
— Его превосходительство Сигэнари Кимура ведёт войско к полю брани!
Казалось, конское ржание, переклички всадников, топот сотен ног раздаются совсем близко — должно быть, оттого, что стояла ночь и остальные звуки стихли. Ненадолго установилось прежнее спокойствие, но вскоре шум возобновился. Тот же молодой самурай возвестил:
— Его превосходительство Моритика Тёсокабэ ведёт войско к полю брани!
К рассвету в Осакском замке снова воцарилась тишина. Тятя, очнувшись от дремоты, встала с наступлением часа Зайца и раздвинула сёдзи — моросил дождь. С отбытием десяти тысяч воинов из последних резервных полков под командованием Кимуры и Тёсокабэ замок впал в оцепенение.
Тятя не знала, провёл ли её сын ночь в Осаке или отбыл к линии фронта ещё накануне, она умирала от беспокойства, но не стала расспрашивать об этом приближённых и утро провела на энгаве, глядя на дождь, поливающий сад.
В час Коня примчался гонец от Ооно.
— Его превосходительство Мотоцугу Гото пал в бою у Домёдзи сегодня на рассвете, — доложил он.
Домёдзи находился всего в пяти ри к юго-востоку от замка. Тятя была потрясена не только печальным известием о гибели Гото, бесстрашного воина и талантливого стратега, но и осознанием того, что вражеская армия подобралась настолько близко. Бои шли в пяти ри от Осаки — она и не думала, что Токугава так быстро сломят сопротивление западных войск.
— Что с молодым господином? — спросила Тятя, уже не способная совладать с тревогой.
— Он всё ещё в замке, — ответил гонец, к её великому облегчению.
Два часа спустя явился второй посланец от Ооно:
— Его превосходительство Хаято Сусукида сложил голову в битве при Домёдзи.
Тятя совсем пала духом. Выдающиеся полководцы, последняя надежда и оплот осакского лагеря, умирали один за другим. В живых остались только четверо военачальников, умеющих принимать стратегические решения и командовать армией: Санада, Мори, Кимура и Тёсокабэ.
