— Все-то ты знаешь! Уста у тебя узорчаты, ум цветист! Но ученость не спасает в Коридоре Смерти!
— Я усердно тренировался каждый день целых двенадцать лет, сяньшэн! И я справился со вторым испытанием — боевой схваткой!
— Твоими противниками были всего лишь послушники, прожившие в храме менее пяти лет!
— Да, но их было пятнадцать, высокочтимый. Они сменяли друг друга, а я сражался с ними три дня и три ночи без сна и отдыха голыми руками и восемнадцатью видами оружия!
— Я горжусь тобой, То, как одним из лучших учеников! Но для завершающего испытания ты еще слишком молод. У тебя пока хрупкие кости, они плохо выдерживают удары, могут сломаться…
— В схватках я чаще всего обхожусь без блоков, ухожу от атак всем телом…
— В Коридоре Смерти нет пространства для маневра. Ты рискуешь своим здоровьем непонятно зачем. Куда ты торопишься? В поспешности скрыты ошибки. Побудь в монастыре еще два-три года, окрепни телесно, улучши технику боя… Или ты вообразил себя идеальным воином, подобным Ян Юцзи?
[98]
Считаешь, будто тебе больше нечему учиться у нас?
— Высокочтимый наставник, я далек от чванства! Просто мне нужно как можно скорее выполнить священный долг. Духи моей матери, покончившей самоубийством, отца и дедушки, умерших не своей смертью, да вдобавок еще и не погребенных, не находят себе покоя и не дают его мне, требуя отмщения. Бродячий брат-монах, недавно посетивший нашу обитель, рассказывал, что мой обидчик уже стареет. Я опасаюсь, как бы он не выпил из Желтого источника без моей помощи.
— Что ж, в деле мести, хоть оно и далеко от заветов Будды, препятствовать не имею права. Да будет милостлив к тебе твой джосс!
[99]
Знай, что я прошел Коридор лишь с третьей попытки — кости мои тонки. И два раза несчастливой для меня оказывалась тридцать вторая статуя! Так что молись и погромче, как требует буддийский канон, скрежещи зубами, дабы молитва оказалась действенной.
…С голым торсом, в черных штанах и тапочках, с желтым ритуальным поясом Хуа То стоит у входа в длинный и широкий подземный зал, посередине которого бежит деревянный настил. Вдоль него то кучками, то поодиночке высятся сто восемь деревянных статуй, вооруженных подобиями сжатых кулаков, дубинками, затупленными мечами и копьями.
Древний гениальный механик-создатель идолов сделал их так, что никто не знает, как они будут наносить удары. Испытуемый должен идти по настилу. Его вес давит на доски пола, те, в свою очередь, на спрятанные внизу сложные механизмы, которые заставляют статуи поворачиваться вокруг своей оси, наклоняться или падать, нанося удары. Характер атаки зависит от веса испытуемого и от числа досок, на которые он одновременно наступает в тот или иной момент. Иногда приходится отбиваться сразу от нескольких идолов.
Хуа То садится в позу медитации, концентрируется, начинает набирать в себя сверхсилу ци, накапливая ее в таньтьене — центре тяжести тела, который находится в животе немного ниже пупка и из которого исходит вся жизненная энергия.
Он цитирует про себя восемь основ цюань-шу.
Зафиксируешь сознание — придет безмятежность духа. Придет безмятежность духа — успокоится сознание. Успокоится сознание — будешь целомудренно чист — для тебя не станет вещей. Не станет вещей — не будет преград для токов ци. Не будет преград для токов ци — исчезнут образы. Исчезнут образы — пробудишься к свету.
Чувствуя, что он полон ци, как сосуд водой, Хуа мысленно направляет жизненную энергию в нужное русло.
Удар исходит из сознания, кулак направляется волей.
Сознание и ци действуют заодно, четыре конечности движутся сообща, ноги не теряют опоры, при поворотах и вращениях сохраняется устойчивость. Верх, середина и низ — везде единое ци успокоено и сосредоточено. Туловище, руки и ноги перемещаются словно по линиям, отмеренным угломером и отвесом, в пустоту не бьют, руки не поднимаются и не опускаются впустую. Дух сполна присутствует в переживании.
Концентрируя ци, разминая мышцы и сухожилия, Хуа То делает короткое «дао» — серию движений, имитирующую бой с несколькими воображаемыми противниками, и решительно шагает к первой статуе: демону-охранителю с занесенным над головой тупым мечом. Другого оружия нет, значит, угроза может исходить только сверху.
То оценивает взглядом расстояние и прыгает вперед, решив проскочить мимо первого идола ко второму — безоружному, мирно сидящему старцу с улыбчивым лицом. Едва его ноги касаются пола, как из внезапно открывшегося отверстия на груди старика с силой вылетает длинная толстая палка. Хуа молниеносно отскакивает назад — и приводит в действие механизм первой статуи. Демон-охранитель сечет его мечом по голове.
Кожей и слухом То успевает ощутить угрозу сзади и пригибается, наклоняя голову вперед, так что тупое лезвие попадает ему в плечо и сшибает с ног. Кувыркнувшись вперед к ногам старца, Хуа То осторожно поднимается, потом массирует онемевшее плечо.
«Мда, попади меч в голову, меня пришлось бы отсюда выносить. Здесь нельзя прыгать, надо идти, блокируя удары или уворачиваясь от оружия без больших перемещений».
Сказать легче, чем сделать. Тридцать вторая статуя бьет его тяжеленной дубиной так, что уйти невозможно. Хуа То делает блок правым предплечьем, слышит странный треск и чувствует, что рука немеет. Когда юноша приходит в себя от шока, его охватывает такая боль, что он непроизвольно делает шаг в сторону — и соседний идол вышибает из него дух, попадая копьем в солнечное сплетение.
Отключив механизмы, настоятель По выносит своего любимца из страшного коридора, сожалеючи покачивая головой…
— Когда мне можно будет снова попытаться? — шепчет Хуа То, едва придя в себя.
— Не раньше, чем через год.
— Так долго?!
— Радуйся, что легко отделался. У тебя всего лишь перелом предплечья. Через два месяца сможешь снова драться правой рукой. Сегодня отдохни, а с завтрашнего дня приступишь к упражнениям — для левой руки и ног. Тебе это даже на пользу пойдет — второй дланью лучше владеть научишься. А про завершение испытаний со мной теперь не заговаривай. В Коридор Смерти ты пойдешь, когда я сочту твои кости пригодными.
— Умоляю о милости: когда рука заживет, отпустите меня на три месяца из обители. Я за этот срок доберусь до Пекина, отдам долг чести и вернусь обратно.
— Не волен я выполнить такую просьбу. Ты ведаешь обычай: из Шаолиня либо выходят со знаками тигра и дракона, либо не выходят вовсе!
— Сяньшэн, для меня в Поднебесной нет человека ближе вас. Вы мой второй отец, я готов накормить вас своим мясом.
[100]
Но я буду вынужден проявить непослушание: убегу. Примите ли вы меня обратно, когда возвращусь, что говорит традиция?
