Из писем принца Гуна я узнала, что император Сянь Фэн избегает аудиенций с тех пор, как подписал новый договор с иноземцами, в котором признавал поражение Китая. Опозоренный и раздавленный, Его Величество проводил дни в императорских садах, а по ночам пытался отвлечься с помощью телесных наслаждений.
При его слабом здоровье он безостановочно предавался утехам. Ань Дэхай разведал все подробности от своего нового знакомого, гардеробного слуги Его Величества по имени Чжоу Ти, который оказался земляком Ань Дэхая.
— Его Величество почти все время пьет и не может доказать свою мужскую состоятельность, — рассказывал он мне. — Ему нравится смотреть, как его женщины ласкают друг друга во время танцев. Эти танцы длятся всю ночь, даже когда Его Величество спит.
Я вспомнила последнее посещение Сянь Фэна. Он все время говорил о своей несчастной судьбе и никак не мог остановиться.
— Нет никакого сомнения в том, что предки, когда я с ними встречусь, растерзают меня на десять тысяч кусков. — Он нервно засмеялся и закашлялся. В груди его при этом что-то зашумело и захрипело, как в пустом ящике. — Доктор Сан Баотянь прописал мне опиум. Впрочем, я не боюсь смерти и не имею ничего против того, чтобы умереть, потому что считаю, что смерть освободит меня от страданий.
Постепенно для всех в правительстве стало ясно, что здоровье Его Величества снова ухудшается. Об этом красноречиво говорило его бледное лицо и пустые глаза. С тех пор, как он вернулся в Запретный город, министрам было предписано докладывать ему о состоянии государственных дел в спальне.
У меня сердце разрывалось, глядя на то, как его покидает последняя надежда. Перед уходом он сказал:
— Я очень сожалею. — Он грустно посмотрел сперва на колыбель сына, а потом на меня. — Меня ничего больше не интересует.
Я смотрела, как мой муж облачается в свое драконье платье: у него не было даже сил натянуть рукава! Чтобы обуться, ему потребовалось сделать три глубоких вдоха.
«Мне необходимо, пока еще не поздно, обратиться к нему с просьбой, чтобы он даровал мне право самой воспитывать нашего сына!» Эта мысль пришла мне на ум, когда я смотрела, как Ею Величество усаживается в паланкин. Я уже и раньше намекала ему об этом своем желании, но никакого ответа не получила. Если слушать Ань Дэхая, то император никогда не оскорбит Нюгуру тем, что отнимет у нее право называться первой матерью.
Мой ребенок, который родился в мае 1856 года, получил официальное имя Тун Чжи. Первое слово означало «совместность», второе — «правление». Значит, его имя означало «совместное правление». Будь я суеверной, то сразу бы увидела в этом имени предзнаменование судьбы.
Празднования начались на следующий день после его рождения и продолжались почти месяц. На это время весь Запретный город был превращен в праздничную площадку. Со всех деревьев свешивались красные фонарики, все были одеты в красное и зеленое. Во дворец пригласили пять оперных трупп, и представления длились день и ночь. Пьянство среди мужчин и женщин всех возрастов было повальным. Самый распространенный вопрос, который звучал в это время в Запретном городе: «Где здесь туалет?».
К сожалению, несмотря на всеобщее веселье, плохие новости продолжали поступать. Сколько бы мы ни увешивали себя символами удачи и победы, варвары неуклонно продолжали наносить нам поражение за поражением за столом переговоров. Для ведения этих переговоров были откомандированы министр Чжи Цзинь и государственный секретарь Кью Лянь, тесть принца Гуна. Они вернулись с новым унизительным договором: тринадцать стран, включая Англию, Францию, Японию и Россию, составили против Китая альянс и настаивали на том, чтобы мы открыли им новые порты для свободной торговли опиумом и другими товарами.
Я послала нарочного к принцу Гуну, приглашая его посмотреть на своего новорожденного племянника, однако втайне я надеялась на то, что он сможет убедить Сянь Фэна вновь вернуться к государственным делам.
Принц Гун явился немедленно, но казался очень взволнованным и рассеянным. Я предложила ему свежие фрукты и изысканный чай из Ханчжоу. Он выхлебал чай в несколько глотков, словно это была простая вода. Мне показалось, что я выбрала для визита не самое благоприятное время. Но стоило принцу Гуну увидеть Тун Чжи, как он вытащил из кармана маленькую вещицу: ребенок заулыбался, и дядюшка моментально растаял. Возможно, тут бы и началась наша беседа, но пришел посыльный с какими-то документами на подпись принцу, и он на некоторое время забыл о ребенке.
Я потягивала чай и качала колыбель. Мне показалось, что после ухода посыльного принц Гун как-то сразу сник. Я спросила, что его так печалит, уж не новый ли договор. Он улыбнулся и ответил утвердительно.
— Мне кажется, что мне не двадцать три года, как на самом деле, а гораздо больше, — признался он.
Я попросила его рассказать подробнее об этом договоре.
— Неужели он так ужасен, как об этом говорят?
— Даже еще хуже, — был ответ.
—У меня есть по этому поводу кое-какие мысли, — рискнула признаться я. — Я ведь уже помогала Его Величеству в разборе государственных бумаг.
Принц Гун внимательно на меня посмотрел.
— Кажется, это вас удивляет? — спросила я.
— Не очень, — ответил он. — Мне бы только хотелось, чтобы Его Величество тоже проявлял интерес
— А почему бы вам снова с ним не поговорить?
— У него уши заткнуты ватой, — вздохнул принц. — Я не могу его расшевелить.
— Я могла бы оказать влияние на Его величество, если бы вы немного глубже меня проинформировали, — сказала я. — В конце концов, ради будущего Тун Чжи мне надо об этом знать.
Мои слова показались принцу Гуну не лишенными смысла, и он начал говорить. Я с ужасом узнала, что по договору иностранцам разрешается иметь в Пекине открытые консульства.
— Каждая страна выберет себе место, какое ей понравится, и скорей всего недалеко от Запретного города, — рассказывал принц. — Иностранным торговым кораблям разрешается свободно плавать вдоль китайских берегов, а миссионерам мы должны оказывать государственное покровительство.
Тун Чжи заплакал на моих руках. Скорей всего пришла пора сменить ему пеленку. Я слегка покачала его, и он успокоился.
— Кроме того, мы должны согласиться нанимать иностранных специалистов, они будут оценивать наши обычаи и внедрять в нашу жизнь новые. Но самое худшее... — тут принц Гун сделал паузу, — нам не оставляют другого выбора, кроме как легализовать опиум.
— Его Величество никогда на это не согласится! — воскликнула я, воображая, как принц Гун приходит к брату за подписью.
— Хорошо бы, если бы от него хоть что-нибудь зависело. Реальность такова, что за спиной иностранных торговцев стоят вооруженные силы могущественных стран.
Мы сидели и молча смотрели в окно. Тун Чжи снова заплакал. Какой у него слабенький и тихий голосок! Словно у котенка. Пришла служанка и взяла его у меня из рук. Позже я снова укачала сына.
