— Нет.
— Он сам вам об этом сказал?
— Нет. Не словами.
Я представил себе Франциско в поместье ее отца перед крестовым походом. Его задумчивый взгляд, нежная грусть тихой улыбки — улыбки, которую очень легко неправильно истолковать.
— Иногда, дитя мое, у нас возникает влечение к другому человеку, которое не является взаимным.
— Однажды Франциско сказал мне, что есть такое мгновение, в котором день и ночь соприкасаются.
— Боюсь, Изабель, я не совсем вас понимаю.
— Пять часов утра. Может, чуть позже. Мгновение перед рассветом.
— Изабель, о чем вы?
— Франциско говорил, что в эту секунду он иногда видит своего брата.
— Вы уверены, Изабель? — спросил я.
— Образ Серхио в полумраке, — сказала она.
— Франциско никогда не упоминал об этом образе.
— Одним глазом он смотрит на Серхио, другим — на рассвет, разливающийся над горизонтом.
— Да, эти слова похожи на его речи.
— В этой тишине мы узнали друг друга, — сказала она.
— Где, Изабель?
— Там, где пересекаются жизнь и смерть.
Я вспомнил печальные обстоятельства рождения Изабель. Ее мать умерла в родах. Жестокое наследие, право.
— С вами все в порядке, дитя мое?
— Беспокойное одиночество, — ответила она.
— Наши сердца всегда беспокойны, Изабель, пока не обретут покой в Господе. Так сказал святой Августин.
— Тогда Франциско приехал в Жирону, — продолжала она.
— Да, он рассказывал мне о визите в ваше родовое поместье.
— Франциско понимал.
— Что понимал, Изабель?
— Опустошение, которое приходит вслед за смертью.
— Вы говорите о себе или о Франциско, Изабель?
— Это коснулось нас обоих, — ответила она.
— Вы имеете в виду то, что произошло подо льдом? — уточнил я. — Вы таинственно намекаете именно на это происшествие? Франциско рассказывал мне, что случилось на озере, — как он нырял в ледяную воду, как вы ползли к берегу по трещавшему льду.
— Франциско стал для меня лучиком света, — продолжала она.
— Света?
— Посреди смертельной черноты.
— Франциско излучал свет?
— Лучиком, осветившим мое одиночество, — сказала она.
— Франциско спас вас, — ответил я. — А теперь вы хотите спасти его — вы это хотите сказать?
— Один глаз обращен к ночи, другой — ко дню.
— Изабель, вы меня слушаете?
— До смерти Андре.
— Это едва ли похоже на разговор, — сказал я.
— Луч света исчез.
Ее реплики начинали действовать мне на нервы.
— Кстати, о лучах: солнце, кажется, уже садится. Думаю, Изабель, нам пора.
— А затем наступила ночь, брат Лукас. Долгая ночь для Франциско.
Длинный разговор. Вернее, монолог.
— Теперь лишь я держу свечу, — сказала она.
— Вообще-то, Изабель, у вас в руках нет никакой свечи. Может, вы просто устали после долгой дороги.
Изабель грустно смотрела на серые тени, наполняющие капитул. Я хлопнул ладонями по коленям и поднялся; тогда она наконец-то взглянула на меня.
— Пойдемте, Изабель. Вам необходимо поспать. Встретимся с Франциско завтра утром.
Изабель медленно встала и вместе со мной вышла из капитула. До чего же она болезненно впечатлительна! Теперь мне стало ясно, почему они с Франциско сблизились: у обоих было нездоровое влечение ко всему мрачному.
— Брат Лукас, могу я задать вам один вопрос? — заговорила Изабель, когда мы шли по двору.
— Конечно, дитя мое.
— Вы находитесь здесь из чувства долга?
— Нет, дитя мое, я служу Господу из любви к нему, а не из чувства долга.
— Брат Виал сказал, что вы занимаетесь излечением Франциско уже почти пять месяцев.
— Это так, — ответил я.
— Спасибо, брат Лукас, за вашу преданность моему кузену.
— Слугам Божьим не нужна благодарность, — сказал я. — Само служение приносит свою награду.
Проходя по узкой тропинке между кустами и деревьями во дворе, мне пришлось придвинуться к Изабель так близко, что я услышал мягкое шуршание ее шелкового платья о мою белую рясу.
— Можно задать вам еще один вопрос, брат Лукас?
Девушка явно не знала, когда следует остановиться.
— Пожалуйста, дитя мое.
— Возможно, я позволяю себе лишнее, брат Лукас, но я бы хотела знать: вы заботитесь о Франциско из-за награды, которую обещал барон Монкада за спасение сына?
— Не понимаю, что вы имеете в виду, Изабель.
— Говорят, барон Монкада предложил церкви треть своего состояния в обмен на спасение сына.
— Кто это говорит, дитя мое?
— Возможно, меня ввели в заблуждение, — сказала она. — Жирона полнится слухами.
Изабель отнюдь не следовало знать о сложной деятельности церкви, а тем более о личных взаимоотношениях епархии с членом своей паствы. Девушка просто неспособна понять всю подоплеку подобных дел. Однако я постарался объяснить сложившуюся ситуацию, дабы избежать недоразумений.
— Изабель, — сказал я, — вас не ввели в заблуждение. Барон Монкада действительно сделал такое предложение. Это отчаянная мольба отца, который уже пожертвовал одного из своих сыновей во славу Господа. Вы же не хотите, чтобы церковь оставила без внимания его просьбу?
— Вы именно это имели в виду, брат Лукас, говоря, что служение Господу приносит свою награду?
— Не думаю, что ваши вопросы понравятся инквизиторам, Изабель. Церковь откликнулась на просьбу одного из своих преданнейших сторонников — барона Монкада. Вышестоящее духовенство направило меня сюда служить Господу. Изгнать демонов, вселившихся в душу сына барона.
Упомянув инквизицию, я не хотел запугать девушку, я просто хотел предупредить ее ради ее же собственного блага. Если она не станет осторожнее в своих высказываниях, ее запросто могут привлечь к суду инквизиции. Я решил, что вопрос исчерпан, но ошибся.
— А что обещано вам, брат Лукас, если Франциско излечится? — спросила Изабель.
— Простите, дитя мое?
Какая дерзость.
— Что заставляет вас так долго ухаживать за моим кузеном, брат Лукас? — повторила она.
Мы остановились, глядя друг на друга. Нас разделяло не более двух футов.
Взгляд девушки был пристальным, зубы стиснуты. Наши ритуальные танцы закончились, Изабель сбросила завесу дипломатичности. Ее оскорбительная наглость вызвала во мне гнев, который меня удивил. Благодаря Божьей милости и собственным усилиям я подавил желание дать ей пощечину. Когда она увидит изменения, которые произошли с Франциско благодаря моей заботе, уверен, она горько пожалеет, что усомнилась в чистоте моих намерений. Но пока ей были неведомы мои труды, она не понимала, насколько сильны двигающие мною чувства.
