И пока другое тело, покрытое испариной, еще отдыхало, Венаска, тряхнув пышной гривой, от него отделялась, вставала возле дверного косяка, дышала глубоко, еще глубже. Как если бы воздух был напитком — так она вбирала его; потом медленно переступала порог, погружала ладони в темную зелень смоковницы, чтобы листья и ветки хлестали ее по рукам. Вновь обретала облик текучей нежной Венаски, переставляющей при ходьбе стройные ноги, гордо несущей свой покачивающийся коричневый торс, насмешливо улыбающейся. Даже ее беззвучный зов звучал как музыка, ее окружала аура страха и томительного желания. Она накидывала на себя кармазинного цвета рубаху, шитую золотом, и садилась в траву: скрытый под пестрым покровом спящий вулкан.
Тулуза спустилась под землю. Теперь по руинам улиц и фабрик, по близлежащим лесам бродили поселенцы. В Тулузе обосновалась Венаска. По ее желанию толпы людей, которые за ней увязались, разбирали каменные завалы и рельсы погрузившегося в глубину, буйствующего под землей гигантского города. На этой равнине хотела Венаска жить — видеть темные Пиренеи, покрытые снегом вершины на горизонте, древнюю роскошную базилику Святого Сернина, не тронутую жителями градшафта. Сопровождавшие Венаску змеи не понимали, чем так привлекают ее руины города. Она же охотно бродила между безмолвными взорванными стенами, по длинным мертвым улицам; со страхом прислушивалась к своим шагам. С любопытством рассматривала горы мусора на территориях фабрик; пряталась, завидев в небе воздушный фрахтер градшафта. В восторге, блаженно прижималась к холодным каменным стенам собора Святого Сернина: любила это здание, мощно вырастающее из земли. Венаска часто повторяла: будь ее воля, так бы и сидела здесь, в этом прекрасном соборе… И уж она проследит, чтобы ничего плохого с ним не случилось.
В королевствах Диувы и Венаски селились змеи и иные поселенцы. На берегах Гаронны и широкой Роны им было хорошо. Рядом с плоскими фабричными зданиями, с руинами жилых домов высились римские триумфальные арки, украшенные надписями о мятежных галлах. Двух- или трехтысячелетние амфитеатры покрывали своими ступенями склоны холмов. Возле серого Авиньона скала Рок-де-Дом обрушилась в голубую Рону; тридцать девять темных башен папского города частично раскрошились, поросли пиниями дубами цветущим кустарником. Переселенцы из шумных, бьющихся в судорогах европейских градшафтов — больные и выздоравливающие — укладывали свои тела на здешнюю плодородную землю, чтобы дождаться смерти или возродиться к жизни. Венаска в кармазинной, шитой золотом рубахе разъезжала по цветущей долине Гаронны, добираясь и до тех мест, где когда-то владычествовала Мелиз. Венаска пробуждала эти края. Вокруг нее будто таял лед. Люди, проводив ее взглядом, трещали, как льдины, от плотского желания. В тех, кто противился общему настрою, шевелилось, кричало слепое нехорошее чувство; такое она пыталась искоренять. Среди поселенцев порой встречались хищники. Они не желали ничего знать о тайном учении змей, о любовном странствии и его святости. Унизить мужчину, женщину — вот что доставляло им удовольствие. В окрестностях старинной епископской резиденции Перигё один человек, называвший себя Сиври, насильно держал взаперти на своем подворье — с помощью матери — шестерых женщин. Он-то как раз избавился от недугов, был силен, хотя уже далеко не молод; люди поговаривали, что его подстрекала к такому поведению мать. Тех женщин он заставил работать на себя. А других мучил ради удовольствия. Каждым своим шагом показывая, что всех женщин глубоко презирает. Змеи ничего не могли против него предпринять, ибо он с ними связей не поддерживал.
Причудливые существа — не мужчины не женщины — появлялись на берегах Гаронны: продукт смешения разных кочевавших здесь рас. Многие испытали на себе их колдовские чары. Белокожие или золотисто-коричневые мужчины с мягко круглящимися плечами. Грациозно двигались они по дорогам, под осыпающимися цветками акации, бродили по лугам, углублялись в лесные чащи. В городах рождалось много детей с различными отклонениями от нормы; из-за распространения болезней и высокой смертности там вообще не обращали внимания на такие дефекты. Теперь здешний край изобиловал созданиями, которые выглядели как девушки, ходили, слегка покачивая полными бедрами; некоторые — стыдясь своей тайны и скрывая ее, другие — смущая прохожих странным костюмом: берет с пером, как у мужчины, но под облегающей блузкой отчетливо просматриваются округлые груди. Эти гибридные создания роились вокруг девушек, которые поначалу не понимали, с кем имеют дело, и охотно позволяли себя обнять. Странное существо, продлевая ласку, в какой-то момент давало жертве почувствовать его физиологические особенности; и содрогаясь, с лихорадочным возбуждением чувствовало, насколько потрясена и очарована девушка или женщина, не знающая теперь, кого она обнимает — подругу или возлюбленного. Никогда еще, обнимаясь, не испытывала она столь пикантных чувств… Молодых мужчин тоже тянуло к таким гибридам, которых они принимали за распущенных женщин. Их обольщало чужеродное обаяние. Они преклонялись перед этими мнимыми девушками; и пугались, чувствовали себя растроганными, растерянными, когда понимали, что держат в объятиях загадочное существо: женственного юношу, настойчивого и высасывающего все силы. А подобные существа начали появляться во множестве, они соблазняли и девушек, и молодых людей. Сколько страхов, запутанных ситуаций и слез вызвала одна только рыжеволосая Тика Он! Она пришла в пурпурно-розовых одеяниях из Оверни, не работала, а только пела… и произвела потрясающее впечатление даже на Венаску. Диким существом была эта Тика Он: пела звонким мальчишеским голосом, смеялась… Какого она пола, Тика Он и сама не знала. С одинаковым пылом целовала она и мужчин, и женщин. Ей хотелось одного: обнять человека, довести до состояния экстаза. Если кто требовал большего, она, как правило, с яростью вырывалась из объятий. А кто пытался насильно овладеть ею, вскоре сам ее отпускал: так ужасно она кричала плакала, а потом часами не могла успокоиться. Как если бы ее половой орган был жуткой раной… Тика Он очень привязалась к Венаске, неизменно спокойной и нежной. Дело кончилось тем, что тулузской владычице пришлось эту связь разорвать. Темнокожая ласково-насмешливая Венаска впервые в жизни ощущала ужас и отвращение. Она была так напугана, что обратилась за помощью к другим: люди из ее окружения, сменяясь, стояли на страже, чтобы рыжеволосая Тика Он не проникла к их госпоже. Тика Он осыпала их проклятьями возле дощатой хижины близ собора Святого Сернина, где в те недели жила Венаска. Венаска же плакала: «Она чувствует, что она такое. Или вот-вот почувствует. Не сердитесь на меня, я не могу ей помочь. Она сейчас словно заново рождается; я ей в этом помочь не могу». Тика Он еще несколько месяцев увивалась вокруг Венаски, а потом отправилась куда-то на север, и там следы ее затерялись.
Король Карл Валуа, тысячу лет назад похороненный в одном из северных ландшафтов, вдруг, истосковавшись по жизни, вырвался из здешних лесов, окунулся в людской водоворот. Ликовал бушевал как когда-то. Леса, где он прежде охотился, с того времени буйно разрослись. В заснеженных горах Оверни, на горе Плон-дю-Канталь
[110]
он теперь гонялся за дикими кабанами, а потом вихрем проносился по долине Алье
[111]
, искал себе развлечений. Его орлиный нос полыхал от выпитого вина. Ослам он отрубал головы.
