Он попал в очень странное окружение, однако ничуть не беспокоился и был настроен продолжить знакомство. Ничто не заставляло Го особенно торопиться к дяде; а рыбу, как говорят, не след упускать, ежели она сама идет в руки; к тому же погода была великолепная, набрякшая снегом: словно ребенок наклонился над пропастью, и шелковые покрывала, тонкие шали округло выгибаются, раздуваемые ветром, над его головой; и ты видишь только эти колышущиеся ленты, полотнища, пестрые матерчатые пузыри, но между ними мелькают, как тебе кажется, еще и хитрый веселый взгляд, и хлопок в ладоши, а нос твой с жадностью втягивает воздух, пропитанный ароматом имбиря.
Го в шапке чиновника, меховой шубе, подбитых мехом сапогах сидел на земле рядом с чайником; его мул был привязан тут же; единственная чашка переходила по кругу; Го пил чай, испытывая необыкновенное удовольствие. Еще прежде, чем стемнело и шестеро бродяг развели в пещере маленький костер, он сказал, что хотел бы остаться с ними.
Не только история про Делвила, увидевшего на снегу белую кошку, может служить параллелью к этому месту, но и некоторые эпизоды с Мардуком и Элиной, из книги «Оборотни»: стр. 274 («Он <…> испытывал потрясение всякий раз, когда видел укрытую снегом землю…»), 277 («…его опять околдовали заснеженные поля»), 288 («Увидела покрытые снегом деревья…»), 299 («Консул поднял с земли холодный комок рассыпчато-влажного снега»), 312 («…набрала пригоршню снега…»).
Наиболее обстоятельно мотив преображения, связанного со снегом, раскрыт в последнем романе Дёблина «Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу» (глава «Истины профессора Маккензи», повествующая о беседе между Эдвардом и его дядей Маккензи в «заснеженном саду»). Сначала дядя говорит Эдварду (стр. 174):
В молодости и мне многое было чуждо. Сперва человек замыкается в себе. Только постепенно он раскрывается. Мы медленно приобщаемся к миру, и это своего рода внутренняя сверхзадача, которая перед нами стоит; мы сливаемся с окружающим, с действительностью. Жизнь с ее красотами выманивает нас из собственной скорлупы. Она заставляет вылезти на свет божий наше маленькое глупое «я».
Потом описывается сад (стр. 175–176):
В саду ничего не происходило. Мягкий волнистый снег покрывал землю, по нему не ступала нога человека. Стволы деревьев были укутаны лишь с одной стороны, другая сторона оставалась голой. Странное впечатление производили на белом фоне эти черные заставки… будто на бумагу нанесли какие-то неведомые строчки. А снег с его первозданной белизной не походил на покрывало: это было какое-то странное вещество, появившееся неизвестно откуда и воссоединившееся с землей, с деревьями, равномерно побелившее их, вступившее с ними в какие-то свои отношения. Все сущее говорило со снегом. <…>
И потом возобновляется разговор между дядей и племянником (стр. 176):
Профессор повернулся к Эдварду.
— Между человеком и природой не должно быть слов. Слова, понятия — все эти застывшие категории только мешают. Они не дают нам возможности соприкоснуться с неживой материей. Человеку надо стремиться к тому, чтобы освободиться от слов. И тогда мы освободим себе путь к природе.
— И во что мы превратимся?
— Многое от нашего «я» уйдет, но от нашего дурного «я». Останется вполне достаточно.
— В этом и состоит, как видно, очищение. Но где будет мое «я»? <…>
— Брось все это, Эди. Гляди на снег. Пусть окружающее найдет к тебе дорогу.
С. 397. …чтобы встретиться с Уайт Бейкер и Диувой… Имя Диува встречается в подготовительных материалах к роману, в списке негритянских имен. А. Денлингер считает, что имя Диува — аллюзия на греческую богиню Диону, мать Афродиты (в эпоху поздней античности эти две богини отождествлялись; см. Denlinger, 87).
Книга шестая Исландия
С. 399. ПЛАН размораживания Гренландии… Размораживание Гренландии было популярным сюжетом в немецкой научно-фантастической и псевдонаучной литературе 1920-х годов. Так, главный герой романа немецкого писателя Ханса (Йоханнеса) Рихтера (1889–1941) «Город-башня» (по иронии судьбы, также попавшего под запрет в СССР) разрабатывает и воплощает в жизнь план по размораживанию Гренландии и создает там «духовное индустриальное государство», выступающее антитезой «бесчеловечным» США и Германии.
…почти уже водный человек… В эссе «Природа и ее души» (1922) Дёблин писал: «Вода это великая сила; мы постоянно живем в ней: человеческое тело по большей части состоит из воды». В другом его эссе, «Наше бытие», говорится: «Мы — своего рода транспортабельные моря <…>. В таком нашем бытовании как водных существ заключен момент риска, хрупкости».
С. 400. …изучал Гольфстрим… При описании морских течений Дёблин пользовался книгой немецкого ботаника Маттиаса Якоба Шлейдена (1804–1881) «Море» (Брауншвейг, 1888).
…трансгрессия… Имеется в виду морская трансгрессия — геологическое явление, при котором уровень моря повышается по отношению к земле и, в результате затопления, береговая полоса движется в направлении более высоких мест. Трансгрессия может происходить в результате опускания суши, поднятия океанического дна или увеличения объема воды в океаническом бассейне.
…чтобы жареные куропатки сами залетали нам в рот… Аллюзия на распространенную в Европе сказку о Стране Лентяев.
С. 402. …темнокожие гванду… Гванду — так назывались город и государство, созданные народом хауса в среднем течении Нигера, в начале XIX века.
С. 403. …о семи тощих и семи тучных коровах… Аллюзия на вещий сон Иосифа, см. Быт. 41, 1-36.
С. 404–405. ВОДЫ АТЛАНТИЧЕСКОГО ОКЕАНА… <…> …из-за добела раскаленного, высоко стоящего солнца. Одним из источников при написании этого абзаца послужила книга Фердинанда Лёвла (1856–1908) «Геология» (1906; глава «Работа моря над штрандом»).
С. 421. Кюлин… В набросках к роману этот персонаж носит имена Генрих Лангакер, Ниндар, Люкин. Лангакер — поле в окрестностях города Бад-Райхенхалль (Верхняя Бавария), где в XV–X веках до н. э. существовало кельтское святилище под открытым небом: там приносились огненные жертвы, сжигались животные. Огненные жертвы играют большую роль в конце восьмой и в последней, девятой части «Гор морей и гигантов». Ниндар в вавилонской мифологии — один из сыновей Нингирсу, божества войны и земледелия. Имя Кюлин (Kylin), возможно, происходит от названия минерала килиндрит (kylindrit; вид самородной сурьмы, из группы сульфидов, встречается в виде кристаллов с металлическим блеском). Исследовательница творчества Дёблина Монк Веймберг-Буссар видит в фигуре Кюлина аллюзию на Христа (Weymberg-Boussart, 76).
…камни и кристаллы… Здесь и далее фрагменты романа отчасти перекликаются с естественнонаучными размышлениями Дёблина, составившими книгу «Наше бытие»; в частности, они воспроизводят идею о «прасущностях» в кристаллах. Кристаллы представляют для Дёблина своего рода матрицу, структуры которой проявляются и повторяются во всех растениях, животных и человеке (Unser Dasein <Часть 2. «Неорганический мир»; «Между клеткой и кристаллом»>, S. 112–123).
