— Мудрость, где она сидит? В глазах? Нет, в голове. Господин Кассанги теперь в этом убедился. А раньше он о таких вещах не думал. Я, Кри, — может, и не великая птица. Однако не вам меня учить, где искать червей.
Гости удивлялись его уму.
— Почему вы так опечалены, любезные господа? Надежда — опорный столп мироздания. На фундаменте терпения воздвигнуты небеса.
Сейчас, сказал пес, им не надо ничего делать. Пусть, мол, доверятся ему, Кри: он победит льва.
Мужчины с сомнением качали головами:
— Как же как же, когда у птиц вырастут зубы…
Но Кассанги протянул руку державшемуся с большим достоинством Кри.
И когда на следующий день Кри и лев вышли из отведенной им круглой хижины, лев удивлялся, что все кланяются псу, уступают ему дорогу, на него же самого не обращают внимания или даже воротят от него нос.
— Теперь ты видишь, лев, как велика моя власть и, вообще, кто я.
— Кри, как ты этого добился? Я твой друг, ты ведь не оставишь меня в беде.
Пес потянул его за собой в проход между двумя хижинами. Там он остановился и начал дергаться, трястись всем телом.
Лев, удивленно:
— Что с тобой?
— Ты ничего не заметил? Слушай, вот теперь, слушай же!
Лев придвинулся ближе:
— Я, Кри, ничего не слышу; ничего.
— Ты должен прислушаться к моему животу. Все слышат. Потому-то они мне и кланяются. Я за одну ночь добился того, что теперь все приветствуют меня, как царя.
— Что же ты сделал?
— Ты, значит, еще не слышишь… — Пес опять затрясся, высоко подпрыгнул. — Но скоро ты привыкнешь различать эти звуки, просто ты оглох от собственного ужасного рева. Дело в том, что внутри меня спрятан колокольчик.
— Колокольчик?
— Звенящий колокольчик. При каждом моем шаге он звенит. Потому-то все и склоняются передо мной в поклоне.
— Откуда у тебя этот колокольчик, Кри?
— От Кассанги; ты только не смейся: я украл его у Кассанги. Тот еще не заметил пропажи. — И Кри захихикал, а лев радостным рыком поддержал друга. — Теперь его колокольчик в моем нутре, а он этого не знает. Три, даже четыре колокольчика я у него вчера украл. Колокольчики вождя племени. Три штуки у меня осталось. Я тебе доверяю.
— Я ведь тебе доверился, ты тоже можешь доверять мне.
— Что ж, пойдем дальше.
Но лев удержал Кри:
— Скажи-ка, Кри, а ты не мог бы и мне вставить колокольчик?
Кри передернул плечами, помрачнел, с сомнением покачал головой: лев, дескать, не выдержит боли, которая сопряжена с такой операцией. Лев умолял: «Ну, пожалуйста», сулил Кри всякие почести, обещал никому не рассказывать, как звенел колокольчик в проходе между хижинами. Кри в конце концов поддался на уговоры — после того, как они поклялись не предавать друг друга. Пес обещал еще нынешней ночью — с помощью нескольких доверенных ассистентов — вставить колокольчики в брюхо льва. И они, оба очень довольные, вышли на деревенскую улицу.
Днем в их хижине Кри, уже уверенный в скорой победе и в том, что именно он получит красавицу Мутиямбу, заявил: лев-де еще до наступления ночи должен представить ему доказательство своей выносливости. Лев был согласен на все. И когда днем в доме вождя, в большой зале, расстелили циновки и гости в жемчугах и нагрудных украшениях стали вкушать мясную трапезу, Кри попросил у Кассанги раскаленный железный прут. Лев, преодолевая страх, приблизился к Кри. Гневно залаяв, Кри ударил его раскаленным прутом по задним лапам. Лишь на мгновенье взревел лев, вызвав вокруг панику, и обратил пасть в сторону пса (тот сразу ринулся к двери); но потом согнулся в три погибели и, повизгивая от боли, бледно улыбнулся своему другу Кри, который медленно к нему подползал. Гости, Кассанги и его дочь смотрели на обоих с недоумением.
С этого момента лев совершенно изменился. Зрители бедфордского спектакля видели это. Они были глубоко тронуты. Не понимали, в чем, собственно, состоит изменение. Но чувствовали, что лев теперь уподобился им самим. Он со своей большой головой ковылял беспомощно, как горожанин, и уже через несколько шагов начинал задыхаться. Лапы у него дрожали; испуганно и озабоченно поглядывал он по сторонам. Да и пес уже не был прежним Кри. Он теперь носил красную шапку, с которой на уши и на затылок свисали золотые ленты: шапку сенатора.
Тихо сидел на своей циновке лев. Ему поднесли кушанье. Он, вяло оттопырив губу, смотрел только на Кри, который тоже за ним наблюдал. Измученный лев, улыбнувшись, все же проглотил еду. Гости не без издевки предложили добавку. Льву хотелось куда-нибудь уползти, чтобы рычанием облегчить боль, хотелось пить, в пасти была ужасная сухость. Но, кроме маленького кувшина с вином, ему никакого питья не дали. Люди слушали игру музыкантов, наслаждались едой, не обращая на льва внимания.
И прежде, чем они встали из-за стола, Кри снова пошептался с Кассанги. Слуга принес раскаленный железный прут. Лев этого не видел, он в полузабытьи лежал на циновке. И вдруг словно огонь лизнул его переднюю лапу. Лев так зарычал, с такой силой вытолкнул из пасти громоподобный рык, что зал мгновенно опустел. Лев хотел прыгнуть. Не получилось. И тут только он вспомнил, что Кри собирался подвергнуть его испытанию. Он прикусил себе язык, огляделся по сторонам, с трудом заковылял к двери… и рухнул у самого порога. Гости еще долго не отваживались к нему приблизиться. Кри же проскользнул в залу через боковую дверь и прислушивался к стонам своего друга, к его шепоту: «Кри! Кри! Не сердись на меня. Подойди. Я не был готов к удару. Все произошло так внезапно. Иначе я бы не стал рычать. Ни за что бы не стал. Можешь на меня положиться! Кри, можешь на меня положиться!»
В этом месте спектакля зрители разъярились. «На такого, как он, действительно можно положиться, Кри. А вот ты — подлый пес!» В их голосах звучала угроза, глаза сверкали. Многие плакали.
Кри дал себя уговорить. Гости — от двери — видели, как лев ласково потерся головой о грудь презренного серого пса. Их страх улегся, они опять захихикали. Лев не обращал на это внимания, он думал о ближайшей ночи и колокольчиках. Колокольчики, между прочим, непрерывно звенели на протяжении всей последней части пьесы. Среди гостей же, которые постепенно вернулись в залу, вместе с Кассанги и Мутиямбой, — а лев их смиренно приветствовал, просил прощения за свое невежество, — был только один, который не смеялся со всеми: бедный нежный Лионго. В голове у него мелькнуло: «Муторно у меня на душе. Все волокна сердца дрожат. Почему? Я видел гордую гвоздику; белый муравей грызет-разгрызает ее корень. Гордая гвоздика скоро умрет». Когда наступил вечер и гости пировали вместе с наглецом Кри, Лионго пришел в темную хижину льва, склонился перед ним в поклоне. Лев, пребывавший в печальном одиночестве, принял его с радостью. Он узнал в Лионго того молодого певца, вестника вождя, который недавно в саванне возносил хвалу красавице Мутиямбе, перед людьми зверьми деревьями и озерами. И лев пожал ему руку. Не так уж много рассказал Лионго о дочери Кассанги; но он, лев, относится к певцу с симпатией. Лионго погладил ему гриву: спросил, правда ли, что лев неважно себя чувствует. Принес два кувшина холодной воды, в которые лев с блаженным урчанием погрузил лапы.
