Тутмос осушил свой кубок и смачно причмокнул губами.
Они провели в гостях у жителей Гелиополя три дня, затем их ладья подняла якорь и опустила весла.
– Фивы, прекрасные Фивы, – вздохнула Хатшепсут. – Отец, мне очень понравилось наше путешествие, и все же я рада, что мы едем домой.
Кобра сверкнула над ее лбом, когда она повернула голову, чтобы посмотреть на него.
– Давненько я уже не упражнялась на плацу, да и за храм взяться не терпится.
– Так ты решила, что будешь строить?
– Мне кажется, да, но я не могу ничего сказать, пока не посоветуюсь с Сенмутом.
– А, с красавцем архитектором. Без сомнения, работы ему сейчас хватает, ведь Инени избрали градоначальником Фив и у него не будет времени заниматься его драгоценными постройками.
Хатшепсут страшно удивилась:
– А ты откуда знаешь?
– Получил известие прошлой ночью. Глашатаи ведь тоже плывут по реке, как и мы.
– До чего же все было хорошо! – снова вздохнула она. – Маме наверняка бы понравилось, как меня коронуют в храме!
– Сомневаюсь, – мягко ответил Тутмос. – Она всегда беспокоилась о твоем будущем, а корона, которую ты носишь сейчас, ничто в сравнении с тем венцом, который ты наденешь в день Нового года.
И он ласково рассмеялся:
– Нет, не думаю, чтобы это пришлось ей по нраву.
– Наверное, ты прав. И ее титулы теперь мои. Великая царственная жена. Как это кажется странно. Я помню этот титул с самого рождения, он был у всех на устах. Они ее любили, люди Египта.
Она задала себе вопрос, будут ли так же любить и ее, но сразу решила, что это не имеет никакого значения. Власть, возможность заставить людей исполнять ее волю ради собственного их блага – вот что важнее всего, и власть была почти у нее в руках.
Глава 12
Они бросили якорь у знакомого причала за два дня до Нового года. Река уже вернулась в свое обычное русло, повсюду кипел сев. Во дворцовых садах распускались свежие бутоны, зацветали деревья и кусты. Восхищенному обонянию Хатшепсут родной дом предстал как один нескончаемый цветочный аромат. Она кое-как высидела на официальной церемонии приветствия, радуясь своим новым титулам. Широкой ухмылкой поприветствовала Инени, а когда тот удалился с ее отцом, чтобы рассказать ему последние новости, позвала стражника, своих помощниц и отправилась на поиски Сенмута.
Он лежал на спине в высокой траве, что росла вдоль берега пруда, вырытого среди сикоморов у самой стены сада. Та-кха'ет была рядом, бросала цветочные лепестки ему на грудь. Хатшепсут услышала их смех и, к своему удивлению, обнаружила, что сердится. Широкими шагами она направилась к ним; едва заслышав ее приближение, Сенмут что-то шепнул Та-кха'ет, которая тут же встала и торопливо удалилась. Он побежал навстречу Хатшепсут и упал в траву перед ней.
Вся ее злость тут же прошла.
– Поднимись, жрец, – сказала она. – Вижу, пока меня не было, ты даром времени не терял.
Несмотря на шутливый тон ее слов, Сенмут сразу угадал раздражение, прячущееся за царственной улыбкой. Он снова поклонился:
– Мое время было употреблено с пользой, о божественная, хотя необыкновенная щедрость вашего подарка и склоняла меня порой к безделью.
И он бесхитростно посмотрел ей прямо в глаза, а она отвела взгляд, чувствуя, что от ее гнева не осталось и следа.
– Я сделал несколько рисунков, которые ждут вашего одобрения.
– Ну так пойдем посмотрим на них, ибо мне не терпится начать строить, и я знаю, что именно, – резко ответила она.
Мгновение они стояли, улыбаясь друг другу и радуясь тому, что снова вместе. Он знал, что скоро она станет регентом, ибо, несмотря на то что фараон не сделал никакого официального заявления, Фивы полнились слухами, и о ее коронации как божественной соправительницы и великой царственной супруги было известно всем. Он подумал, что покачивающаяся надо лбом кобра очень к лицу Хатшепсут. Она словно символизировала скрытые возможности и потаенную силу девушки, которые только и ждут, когда их отпустят на свободу. А еще он подумал, что двойной венец пойдет ей даже больше. Она устремила на него исполненный тихого счастья взор прищуренных от яркого солнца глаз, пряди черных волос скользили по ее лицу. Благодаря урокам Та-кха'ет, которая научила его ценить женщин, он видел в ней не только прекрасную царицу и богиню, но и женщину, притягательную и таинственную. Ему захотелось отвести непокорные пряди с ее лица и заправить их ей за уши, но он только скрестил на груди руки и приготовился ждать ее приказа.
– Веди нас к тебе, – сказала она наконец, – вместе выпьем вина с медовыми пирожками и посмотрим твои планы.
Они вошли в его покои, где Та-кха'ет поприветствовала свою госпожу и принесла красного вина в алебастровом сосуде, золотые кубки для питья и серебряное блюдо с засахаренными финиками и медовыми пирожками. Едва Та-кха'ет закончила, Сенмут, озабоченно раскладывая на столе свои чертежи и пергамента, рассеянно отослал ее прочь и, еще раньше чем она закрыла за собой дверь, забыл о ее существовании.
– Вот что я имею в виду, – заговорил он, раскладывая свою работу на столе.
Она склонилась над чертежами, ее волосы и ожерелья качнулись вперед. Несмотря на ее близость, Сенмут смотрел только на желтые папирусные листы, позабыв обо всем, кроме тонких черных линий, оставленных на них его пером.
– Видите, ваше высочество, я совсем не пытался устремить здание вверх, ибо, как вы говорили, ни одно строение не может тягаться с утесом Гурнет. Поэтому я задумал построить несколько террас, одну над другой, так, чтобы со дна долины они вели к вашему святилищу, высеченному глубоко в скале.
Она потянулась за пирожком, откусила и, задумчиво жуя, продолжала созерцать пергамент.
– Начало хорошее, – сказала она, – только террасы должны быть длиннее и шире, не надо, чтобы они лепились к скале. Исправь!
Он покорно взял в руки перо, и вскоре у нее вырвался возглас удовлетворения:
– Вот! Постройка должна быть легкой и изящной, как я сама.
– Ступеней не будет, – продолжал он. – Думаю, лучше всего сделать длинную покатую дорогу, переходящую в плавный подъем. А на первой и второй террасах и у входа в святилище я поставлю ряды колонн на большом расстоянии друг от друга, чтобы было больше воздуха. – Несколько легких движений пером, и она поняла, что он имеет в виду; ее глаза вспыхнули.
– В моем храме должны быть и другие святилища, не только мое, – сказала она. – Я хочу, чтобы там были святилища Хатор и Анубиса, а все вместе должно быть посвящено Отцу моему, Амону. И у него тоже должно быть свое святилище.
– И все они будут находиться в скале?
