Они переправились через Нил в одной лодке, сели в носилки с балдахинами, ждавшие их на той стороне, и их понесли на место строительства. Между рекой и утесами тянулись целые ряды глиняных мазанок – это была деревня, где жили работавшие на строительстве храма рабы. Обогнув ее, Хатшепсут и Сенмут оказались у входа в глубокое ущелье, которое открывалось прямо в священную долину. Они сошли на землю, и Хатшепсут сделала глубокий вдох.
– Тебе, могучий Амон, залог моей любви и преданности, – сказала она. – Никто и никогда не поклонялся тебе так, как я!
В одной четверти пути к вершине на стене утеса висела терраса; казалось, она держится по волшебству, ничем не поддерживаемая. Прелестный фасад, украшенный рядами колонн, мягко светился, розовый в полуденном свете. Естественные склоны долины обнимали террасу с двух сторон, с третьей она смыкалась со стеной, которую спланировал Бения. Терраса прямоугольной формы нарушила бы гармонию долины; но этот продолговатый овал, казалось, был там всегда, человеческие руки лишь придали ему законченность. Но Хатшепсут знала, что эти стройные колонны скрывают вход в святилища Хатор и Анубиса, высеченные в самом сердце скалы.
Огромная рваная дыра зияла как раз посередине фасада, а вокруг нее, точно слетевшиеся на мед мухи, копошились тысячи людей.
– В этом месте следующая терраса соединится с уже законченной при помощи наклонного спуска, как мы и планировали, – объяснил Сенмут. – Вторая терраса будет располагаться на уровне земли, а третья, под ней, завершит храм. Святилище вашего величества находится внутри, между святилищами богов, но ни одно из них еще не закончено. Не хотите взглянуть поближе?
– Нет, – ответила Хатшепсут. – Я посмотрю отсюда, как обычно. А потом, когда все будет готово, моя нога ступит на эти камни. Ты сотворил чудо, жрец! Многие говорили, что это невозможно, но ты сумел придать моим мечтам зримую форму.
Чувства переполняли ее, как всегда, когда она приходила посмотреть на его работу: бог был повсюду, вокруг и внутри нее самой. Но сегодня ей было нехорошо, тошнило, кружилась голова. Он заметил, как бледность пробивается сквозь ее пустынный загар, и забеспокоился. Вдруг она отвернулась от него, отошла к носилкам и легла, закрыв глаза.
Тревога снедала Сенмута. Неужели она заболела? Неужто пала жертвой какой-нибудь заразы, подхваченной в негостеприимных песках? Он знал, что бесполезно советовать ей лечь в постель и позвать лекаря, но Хапусенебу и Нехези об этом рассказал. На следующий день, когда царица появилась в аудиенц-зале, чуточку бледная, но бодрая и энергичная, как всегда, он почувствовал себя дураком. И все же, помня о ее сестре Неферу, которая умерла от яда, не спускал с Хатшепсут глаз.
Через два месяца после того, как Хатшепсут вернулась из Куша, Нофрет оставила тщетные попытки стянуть края набедренной повязки вокруг царственной талии. Поддавшись мгновенной вспышке раздражения, она даже вскинула руки:
– Ваше величество, простите меня, но все повязки стали вам малы. Наверное, пора заказать другие, побольше.
– Хочешь сказать, пора мне отказаться от привычки запускать руку в коробочку со сластями, – ответила Хатшепсут с улыбкой, однако ей в голову тут же пришла возможность другого объяснения, и она в задумчивости начала ощупывать живот.
– Нофрет, пошли за моим лекарем. Пусть немедленно идет сюда. И не бойся, – добавила она, видя обеспокоенное лицо женщины, – со мной все в порядке, я уверена.
В ожидании Хатшепсут опустилась на край своего ложа, и все дневные заботы тут же вылетели у нее из головы, уступив место ликованию, смешанному с благоговейным трепетом. «Разумеется, это должно было случиться раньше или позже, – говорила она себе. – И почему я сразу об этом не подумала? Я была так занята войной, что и думать забыла о ребенке».
Когда пришел лекарь, она потребовала, чтобы он осмотрел ее, и напряженно лежала, пока он то надавливал в одном месте, то тыкал в другое. Наконец лекарь выпрямился, и она тут же села.
– Ну? Как, по-твоему?
– Утверждать еще рановато, ваше величество…
– Знаю, знаю. Осторожность в вашей профессии первое дело. Но какое-то мнение у тебя есть?
– Полагаю, ваше величество ждет ребенка.
– Ага! Какой же я была слепой и глупой! У Египта будет наследник! – Сияя, она вскочила на ноги. – Нофрет, пойди поищи фараона. Он мог уже вернуться из храма. Скажи ему, что он нужен мне немедленно.
Покидая комнату, Нофрет бросила на нее странный, испуганный взгляд, но Хатшепсут была так занята собой, что ничего не заметила.
– Вашему величеству придется отказаться от сладкого и пить совсем немного вина. Нужно раньше ложиться, как можно больше отдыхать и не увлекаться жареной пищей. Следует также обратить внимание на… – Лекарь ходил за ней по пятам, пока она взволнованно мерила комнату шагами, и что-то бубнил сухим, книжным языком, но она его не слушала. Все помыслы Хатшепсут были обращены внутрь, в глубину ее собственного тела, к его таинственности и красоте, и будущее вдруг представилось ей более драгоценным, чем когда-либо.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Тутмос. Нофрет разыскала его в храме, где он наблюдал за сооружением новых пилонов. Фараон с неохотой оторвался от своего занятия, но выражение лица женщины вызвало в нем такой страх, что он едва ли не бегом пустился за ней. Пока он добрался до дворца Хатшепсут, с непривычной для себя скоростью шагая по прохладным, насквозь продуваемым галереям, которые соединяли ее покои с главным дворцом, то успел раскраснеться и запыхаться.
– Что случилось? – спросил он, заметив присутствие лекаря и с трудом переводя дух.
Хатшепсут подбежала к нему, ее лицо светилось восторгом. Тутмос тяжело опустился в ее креслице и промокнул лоб.
– Судя по всему, ничего серьезного. Ты еще никогда не выглядела здоровее.
Она протянула к нему обе руки, ожидая, что он обнимет ее.
– Тутмос, у Египта будет наследник, и я произведу его на свет!
Он тоже вскочил, заразившись ее жизнерадостностью, и на мгновение прижал ее к груди, но тут же отпустил и сел вновь. На его лице Хатшепсут прочла настороженное выражение, которое не знала, как истолковать.
– Разве ты не рад? – спросила она. – Разве ты никогда не задумывался над тем, будет ли у нас наследник, и разве ты не возрадуешься теперь, когда знаешь, что чужеземному царевичу не сидеть на троне Гора, потому что я готовлюсь преподнести Египту ценнейший из всех даров?
– Все зависит от пола наследника, – проворчал он. – Если будет девочка, то нам все равно придется подыскивать царевича на стороне.
– Да ты, кажется, и не рад совсем! У нас с тобой, конечно, много разногласий, но ты мог хотя бы за страну порадоваться.
– Да радуюсь я, радуюсь! – ответил он торопливо. – Конечно, я радуюсь. Но ты же знаешь, что я прав, Хатшепсут. Если ты не родишь мальчика, то нам придется все начинать сначала.
