Шум праздника постепенно стихал у него за спиной, и вскоре он оказался в полной тишине. Он шел по серевшей во тьме дорожке, идущей вдоль северной стены дворца. Это был самый короткий путь в его личные покои. Хаэмуас осторожно сжимал в руке свиток, опасаясь, как бы папирус не раскрошился.
«Какая все это ерунда, – размышлял он на ходу. – Старик чувствует приближение смерти и хочет напоследок хоть на несколько минут ощутить собственную важность и значительность. Эту дурацкую игру он затеял со мной потому только, что я, хотя и царской крови, всегда открыт для разговоров с любым. В этом свитке наверняка перечислены имена его слуг да сколько им платят. Пошутить решил? Может быть, это проделки Гори? Нет. Тогда Веннуфера? Разумеется нет. Или это мой отец решил таким способом испытать меня?» Несколько мгновений, вглядываясь в смутно различимую дорожку, Хаэмуас обдумывал такую возможность. У Рамзеса была привычка проверять лояльность и верность своих подданных самым неожиданным способом и в любое, угодное для него время. Это началось с тех пор, как передовые отряды его армии потерпели сокрушительное поражение при Кадеше. Хаэмуас, однако, ни разу еще не подвергался подобным испытаниям. Как и никто другой из царской семьи.
«Но откуда нам знать? – размышлял Хаэмуас, сворачивая за угол, туда, где ярко горела дюжина факелов, освещая подход к восточным воротам дворца. – Может быть, он испытывает нас все время, но, успешно миновав все ловушки, мы остаемся в полном неведении относительно истинного механизма этой тонкой игры? Но если нынче на мою долю выпало испытание, то в чем меня испытывают? И с какой целью? Должен ли я предать свиток огню не читая, доказав тем самым верность своему господину, которая превосходит мою любовь к новым знаниям? А если сначала прочитать, а потом избавиться от него? Никто и не узнает, что сперва я разворачивал свиток. – Хаэмуас быстро оглянулся, но вокруг в полном безмолвии простирались благоухающие сады, погруженные в ночную тьму, да на фоне стены неясными пятнами выделялись темные кусты. Неподвижные деревья, раскинувшие свои черные руки, стояли непроницаемой стеной. – Нет, что за глупость, – подумал Хаэмуас. – Отец не стал бы выслеживать меня. Это просто смешно. Но тогда… Что это?»
Он уже подошел совсем близко к первому факелу, вдруг его шаги замедлились. Хаэмуас остановился. Он стоял прямо под огнем. Стоит лишь поднять руку, и он коснется мерцающих оранжевых язычков, что пляшут в ночной тьме. Осторожно держа свиток кончиками пальцев, Хаэмуас поднес его к свету, охваченный странной надеждой, что ему удастся прочесть содержание, не разворачивая папирус, но свиток, конечно же, не сделался прозрачным, а лишь слегка посветлел в свете факела. «Это безумие, – размышлял Хаэмуас. – Вся эта история отдает сумасшествием». Кожей лица, охваченной дрожью рукой он ощущал тепло огня. Папирус начал чуть темнеть, и Хаэмуас чувствовал пальцами, как он съеживается и морщится в руке. «Свиток очень старый, – думал Хаэмуас. – Существует вероятность, что он на самом деле представляет определенную ценность». Он поспешно отдернул руку от пламени факела и стал разглядывать папирус. Один уголок обгорел, и Хаэмуас заметил, что маленький клочок папируса оторвался и медленно спланировал на землю.
Чрезвычайная удача или ужасное несчастье, в зависимости от моих действий, – тихо произнес он, вспомнив предсказание гороскопа. Но какое именно действие – сжечь свиток или оставить себе – принесет ему удачу и счастье? Потому что теперь он точно знал, что в гороскопе говорилось именно об этом событии, об этом свитке, и какой бы путь он сейчас ни избрал, последствия будут иметь для него первостепенную важность.
Долгое время Хаэмуас стоял в нерешительности, вспоминая старика, его молящие глаза, его слова, волнение. Хаэмуасу хотелось поскорее освободиться, сбросить этот груз, навязанный ему помимо воли. В то же время он пытался уверить себя, что его нынешнее состояние объясняется в первую очередь воздействием вина да поздним часом, пытался утвердиться во мнении, что напрасно старается усмотреть некий зловещий смысл, судьбоносную важность в эпизоде совершенно бессмысленном. С тихим стоном он спрятал свиток среди многочисленных складок своего наряда и медленно двинулся через круг света в широкую полосу темной тени и дальше, туда, где у входа во дворец стояли двое стражников. Поприветствовав воинов, несущих вахту, Хаэмуас прошел в покои, отведенные во дворце для его семьи. Навстречу ему поспешили Иб и Каса.
– Где ты пропадал, царевич? – спросил Иб. На лице у него было написано нетерпение и одновременно облегчение. – Вот ты беседуешь с верховным жрецом – а в следующую минуту тебя и след простыл. Амек сразу же бросился тебя искать, и вероятно, он все еще продолжает поиски. Ты делаешь нашу работу очень трудной.
– Иб, я не узник у своих слуг, – раздраженно проговорил Хаэмуас. – Я прошел через сады и вошел во дворец через восточные ворота. И мне кажется, это дело телохранителей – следить за тем, куда я направляюсь. – «Что на самом деле не совсем верно», – подумал он. Иб вспыхнул, а Хаэмуаса внезапно охватила такая сильная усталость, что он едва мог устоять на ногах. – Каса, принеси горячей воды, чтобы смыть краску с рук и ног, – приказал он. – И прошу тебя, поторопись. Я хочу лечь спать. Здесь больше никого нет? – Каса поклонился и вышел, вместо него ответил Иб:
– Ее высочество еще не возвращалась, царевич Гори тоже. И из их свиты никого нет.
«Мне мягко дают понять, что я не прав, – думал Хаэмуас, улыбаясь самому себе. – И правильно делают». Жестом примирения он положил руку Ибу на плечо.
– Спасибо, Иб, – сказал он. – Ты можешь идти. Поклонившись, слуга удалился, а Хаэмуас направился к себе в опочивальню.
Во всех четырех углах комнаты в вазах стояли свежие цветы. Горели две лампы: одна на высокой золотой подставке посреди комнаты, другая – у изголовья его ложа, с которого уже предусмотрительно были сдернуты покрывала. Здесь царил дух тишины, ничем не потревоженного покоя. Со вздохом Хаэмуас опустился в кресло и проверил, на месте ли свиток. На поясе его не оказалось. Он перебрал все складки одежды, посмотрел на полу, но свитка нигде не было. Постучав, вошел Каса, за ним следовал мальчик с кувшином горячей воды, от которой поднимался густой пар. Хаэмуас поднялся им навстречу.
– Вы не видели свитка на полу у двери или в большом зале? – спросил он.
Юноша, не поднимая глаз, покачал головой, поспешно поставил кувшин на специальную полку и вышел из комнаты. Каса тоже отрицательно покачал головой.
– Нет, царевич, – сказал он.
– Ну так поди и поищи, – приказал Хаэмуас. Усталости у него как не бывало. – Смотри внимательнее.
Его слуга вернулся через несколько минут.
– Свитка нигде не видно.
Хаэмуас уже надевал на ноги сандалии, которые только что снял.
– Пойдем со мной, – сказал он и бросился назад в большой зал, внимательно осматривая каждую плитку пола. И в самом деле, ничего. В сопровождении Касы он вышел из своих комнат, со всем возможным тщанием обследовал соседние помещения, но в тусклых лучах догорающих факелов мерцающие во тьме покои фараона лежали перед ним совершенно пустые.
