Витус пощелкивал пальцами по лезвию тяпки, с которой он не расставался с самого утра. Он, Орантес и близнецы сидели у дороги, ожидая обеда. Они устали и проголодались, потому что с раннего утра, не разгибая спины, пропалывали большое поле. Работа тяжелая, пот лил с них ручьями. Хотя тяпка у Витуса была новой, а лезвие ее острым, он с превеликим трудом вырывал цепкие корни разросшегося повсюду сорняка и был благодарен Антонио и Лупо за то, что они несколько раз прибегали и показывали ему, как это сделать ловчее. А Орантес тем временем свозил на повозке с поля большие камни и сбрасывал их у обочины дороги.
– Хороший урожай? То-то порадуется ваш господин! – усмехнулся Витус.
– Дон Альваро? Конечно! Он, как и все идальго, глаз с нас не сводит – как бы мы чего лишнего не присвоили. Но, если по-честному, он далеко не из худших. Дело в том, что наши семьи уже много-много лет связаны одна с другой. Конечно, разница в положении остается, но есть и много такого, о чем другие только мечтают.
– Что, например?
– Возьми лошадь, которую я запрягаю в телегу в этом году. Я называю ее Кабалло, это мерин. Кабалло принадлежит дону Альваро, он дал мне его на все лето за пустяковые деньги. Представляешь, насколько легче с его помощью вывозить с поля камни? Насчет пахоты я вообще молчу... Так что, если урожай выдастся хорошим и Господь услышит наши молитвы, мне будет не очень сложно заплатить дону Альваро и за аренду земли, и за мерина.
– А если урожая не будет?
– Тогда придется всю зиму голодать, забить наших последних животных и птицу и жить надеждой на то, что будущий год будет урожайным. Давай лучше не будем о грустном. Твоя помощь нам кстати, вместе мы на будущей неделе отвезем на ток хороший урожай зерна.
Витус положил тяпку на землю и посмотрел на повязки на своих запястьях.
– Каких-то пару дней назад это было совершенно исключено.
– Ну, еще бы! Благодаря искусству нашего деревенского кузнеца, ты наконец-то избавился от своих железных «манжет» с цепями. Хотя, когда он их разогрел, тебе было здорово больно, да?
– Не то слово! – разогревание «манжет» действительно было процессом в высшей степени болезненным, хотя кузнец Футьерро и подложил под металлические наручники влажные тряпки.
– С этих пор ты и впрямь вольный человек, последнее напоминание о тюрьме ушло вместе с кандалами. Волосы твои скоро отрастут. Знаешь, что? Снимем-ка мы с тебя эту черную бороду: к твоим светлым кудрям она никак не подойдет. Тем более что теперь инквизиция от нас, можно сказать, за горами.
Витус улыбнулся.
– Хорошо, согласен. – За последние дни они с Магистром преисполнились уверенности в том, что побег их удался на славу. Все говорит о том, что никто их не ищет.
Резким движением Орантес сорвал с Витуса его пышную черную бороду. Снова обнажились щеки и подбородок, которые Витус привык брить каждый день – до того, как стал ходить с наклеенной бородой.
– Да, узнаю прежнего Витуса! – обрадовался крестьянин. И огляделся: – А сейчас я с удовольствием поел бы. Смотри-ка, кто идет!
К ним медленно шел Гаго, который нес перед собой большой горшок. Глядя издали, можно было подумать, будто к горшку приделали ноги.
– Ов-в-в-в-во-щно-о-ой с-с-у-у-пп! – прошло с минуту, пока малыш выговорил эти два слова.
– А, овощной суп! – обрадовался Орантес. – И что же в нем есть?
Гаго не ответил. Только покраснел от натуги, и его раздвоенная верхняя губка задрожала.
– Капуста в нем есть? – подсказал Орантес.
Гаго кивнул.
– А какие-нибудь коренья?
Малыш снова кивнул.
– А лук?
Гаго опять качнул головой.
– Ну, теперь мы примерно знаем, что к чему, – подытожил Орантес. – Иди сюда, сынок, садись вместе с нами и ешь на здоровье!
Маленький заика послушно кивнул и сел между отцом и Витусом. Близнецы заняли места напротив них. Каждый взял по деревянной ложке и начал есть.
После обеда Витус, прислонившись к боковой жерди телеги, погладил Гаго по голове.
– Что ты делал сегодня утром, Гаго?
Малыш потянул носом и, не ответив, уставился себе под ноги.
– Неужели так-таки не о чем рассказать? – допытывался Витус. – Ты ведь обязательно чем-то помогал маме. Угадал я?
Гаго заплакал. Сначала уронил несколько слезинок, а потом слезы полились в три ручья. От рыданий он сотрясался всем телом. Орантес и Витус, совершенно растерянные, гладили его по голове и по плечам, но малыш был безутешен.
Наконец Витус проговорил:
– Послушай, Гаго, у меня появилась одна мысль. Я покажу тебе, как вырезать удочку, а потом мы вместе пойдем удить рыбу. Что поймаешь – твое. Может, мама нажарит рыбы на ужин!
Витус вопросительно взглянул на Орантеса, тот кивнул, давая понять, что не возражает.
– Только пройдите мимо подворья и предупредите мать, куда идете, не то она будет беспокоиться.
– Предупредим, – пообещал Витус. И, обратившись к Гаго, сказал: – Ты ведь пойдешь со мной?
Малыш молча кивнул.
– Договоримся так: кто поймает самую большую рыбину, тот и победил!
Позднее, уже на берегу Пахо, Витус вырезал из ивовых веток две удочки.
– Никогда не бери для удилища крепкое дерево: оно должно быть гибким, чтобы подавалось, когда рыба потянет наживку на себя. Вот, смотри, – Витус согнул свое удилище. – С буковой или дубовой веткой это не вышло бы.
Глаза у Гаго расширились, и он опять закивал головой.
– На тонком конце прута мы сделаем надрез и привяжем сюда леску... Такой вот двойной узел... Умеешь вязать двойные узлы?
– Н-н-еа...
Витус показал, как это делается. Потом этот узел развязал.
– А теперь ты!
Гаго своими тонкими пальчиками довольно ловко завязал двойной узел.
– Ну и ну! Быстро же ты все усваиваешь! Ты действительно впервые завязываешь этот узел?
– Хм...
– Так, а сейчас еще насадим червей, и тогда будем удить рыбу. Удачи, Гаго!
– Хм-м...
Они некоторое время просидели, молча уставившись на воду, и вдруг удочка у Гаго дернулась. А потом она так выгнулась, что едва не вырвалась у малыша из, рук.
– Держи крепко! – Витус хотел было помочь Гаго, но малыш повернулся к нему спиной и схватился за удилище обеими руками. Он хотел поймать рыбу сам. От напряжения его личико сморщилось.
Наконец сопротивление рыбы ослабло – Гаго победил! И в воздух, описав дугу, взлетела крупная серебристая рыбина в пол-локтя длиной, довольно тяжелая. Витус одним ударом острого ножа отхватил ей голову.