— Да, Магистр. Думаю, вполне. Место перелома зудит, это хороший знак. Завтра поедем. Я сгораю от нетерпения поделиться тем, что узнал о чуме, с лучшими врачами. Любопытно, возлагают ли они такие же большие надежды на имбирь как на лекарственное средство?
— Уй-уй, монет куща, — воскликнул горбун, который тем временем отделил деньги от камней и с довольным видом ссыпал их в амфору. — Вот пойдем в шамовощную, хощу жеванины похавать!
Магистр застонал:
— Еда! Как ты можешь в такую адскую жару думать о еде, Энано? Мне кусок не полезет в рот.
— Если Энано голоден, пусть сходит в трактир и купит немного пшена и баранины, — вмешался Витус. — Мы ведь можем поесть позже, когда станет прохладнее. Но прежде всего нам нужна свежая вода из колодца. Пить в жару даже важнее, чем есть. Я принесу. Надо тренировать ногу.
Витус был уже в дверях, когда дорогу ему неожиданно преградила молодая женщина в чадре. Она стояла перед ним, скромно потупив взор.
— Гоп-ля! Я тебя чуть не сбил с ног! — вырвалось у него. — Надеюсь, ничего не случилось?
— Нет, господин. — Голос женщины был звонким и нежным. — Мне жаль, если я помешала тебе. Я должна передать тебе записку. Вот, возьми. — Она протянула Витусу сложенный, сладко благоухающий розовой водой листок бумаги.
— Вот это да! Кто же мог написать мне письмо? — Витус развязал ленточку.
— Прочти, тогда и узнаешь, господин.
— Спасибо. — Витус вернулся в дом, чтобы изучить послание. Оно было от некой Амины Эфсанех. Дама, представившаяся женой купца, утверждала, что страдает английской болезнью. Узнав, что он врач и к тому же прибыл из островной северной империи, она просит нанести ей визит. Внакладе он не останется.
Витус снова сложил записку. Что-то в ней было не так, он только не мог понять, что именно. Утверждение, что он как англичанин должен лучше разбираться в тонкостях английской болезни, звучало довольно убедительно. У этой болезни было много названий. Врачи называли Cupiditas sudoris, то есть «склонность к потению», или рахит. В Европе она встречалась повсюду, и никто не знал, почему ее называли именно английской болезнью. Быть может, потому, что впервые ее симптомы были замечены в Англии. Болезнь начиналась с приступов лихорадки и постепенно высасывала из человека все соки. Никто не знал ее истинной причины, однако в медицинских трудах можно было прочесть, что здоровая, не слишком жирная пища и свежий воздух часто творили чудеса.
Что же настораживало его? Если не содержание послания, то, быть может, почерк писавшей? Он был прямым и своенравным, манящим и отталкивающим одновременно. От букв словно веяло затаенной тревогой.
— Кто это тебе пишет? — поинтересовался Магистр.
— Жена одного купца. Просит моей помощи как врача.
Маленький ученый недоверчиво прищурился:
— Что?! Здесь, в Танжере? Откуда эта дама вообще тебя знает? И откуда ей известно, что ты врач?
— Понятия не имею. Она пишет, что якобы слышала, будто я врач. Может, доктор Шамуша входит в круг ее знакомых и что-нибудь рассказывал обо мне?
— Если она знает Шамушу, почему бы ей не обратиться к нему?
— Не знаю и знать не желаю. Что-то в этой истории дразнит мое любопытство. Думаю, я навещу эту даму. Только сначала посмотрю соответствующее место в книге «О болезнях».
— А как же твоя нога?
— Ей нужно движение. Тут мы с доктором Шамушей сходимся во мнениях. — Витус подошел к своему коробу и вытащил оттуда толстый фолиант, запиравшийся на замок. Отомкнув его, молодой человек принялся листать книгу, как всегда, позабыв обо всем на свете. Это была драгоценная копия оригинала, подаренная ему отцом Томасом, врачом и приором Камподиоса.
Витус поискал описание причин чрезмерного потоотделения и лихорадки и вскоре нашел его у Парацельса:
… если воды в организме нагреваются, они испаряются и не остаются неизменными, не соединяются с телом. Выделение пота охлаждает тело. Если потоотделение нарушено, тело нагревается.
Витус захлопнул книгу. Он рассчитывал на большее, ведь каждый и так знал, что потоотделение — реакция организма на перегрев. «А почему у человека начинается жар? Ведь и лихорадка, в конце концов, лишь следствие болезни. Много заболеваний вызывают жар. Слишком много. В том числе и чума. А нет ли связи между черной смертью и английской болезнью? Защищает ли перенесенная английская болезнь от чумы? Существуют ли научные труды в этой области? Может ли имбирь, если он действительно помогает от чумы, побороть и английскую болезнь? Вряд ли, ведь имбирь — потогонное, а на недостаток пота больные английской болезнью не могут пожаловаться, недаром ее называют Cupiditas sudoris. Напротив…»
Витус прервал поток мыслей, снова спрятал фолиант в короб и вытащил ящик с инструментами вместе с набором лекарственных трав.
— Надеюсь, это не слишком затянется, — произнес он на прощание. — Потом все вместе поедим. Магистр, будь так добр, сходи вместо меня к колодцу.
Маленький ученый пробурчал что-то себе под нос, что могло означать как согласие, так и отказ, но Витуса это уже не волновало. Таков уж он был: если кто-нибудь нуждался в его помощи, он не мог сказать «нет». Возможно, это было его ошибкой, как утверждали некоторые, но каждый таков, каким его сотворил Господь Бог.
Молодой человек вышел наружу и с изумлением убедился, что служанка все еще ждет его.
— Как, ты все еще тут? — удивился он. — На это я никак не рассчитывал.
— А как же ты собирался найти дорогу к моей хозяйке, господин? — возразила женщина, стрельнув на него глазами.
Витус опешил. И не только потому, что посланница была права, но и потому, что в ее словах прозвучала легкая насмешка. Может, она была больше, чем просто служанка? Он прогнал прочь свои подозрения. Вероятно, ему показалось.
— Пошли, — решительно произнес он.
Амина Эфсанех окинула довольным взором свои покои. Кажется, все подготовлено наилучшим образом. Окна затемнены, свечи мягко освещают комнату. Полог ее огромной кровати был откинут, открывая вид на груды разноцветных шелковых подушек. Они были перенесены сюда с дивана, который хозяйка велела передвинуть в соседнее помещение, поскольку он оставлял слишком мало места для задуманного Аминой действа. Письменный стол она также распорядилась вынести, и его место занял квадратный дубовый стол, уставленный соблазнительными яствами. Там стояли аппетитно зажаренный каплун с хрустящей корочкой, уже разделанный и поданный в холодном виде с острым пюре из гороха и бобов; жареное седло барашка в мятном соусе — реверанс в сторону туманного Альбиона, откуда прибыл гость; далее томленный на травяном ложе морской усач, в пасти которого торчали три финика; нежные кусочки меч-рыбы, которые так и просились в рот; ракушки всех форм и размеров, в бульоне, приправленном изысканными специями, и не в последнюю очередь устрицы, те самые дары моря, которые способны укрепить мужскую силу.
