Комнатка была размером шесть на шесть шагов, и, похоже, Наджия, мать девочки, не пожалела усилий, чтобы создать уютное жилище для себя и дочки. Пол был устлан коврами, подушками и дорогими покрывалами, в углу нашлось место даже для небольшого столика, на котором разместились косметические принадлежности. Тут же висело несколько шелковых занавесей, служивших как для украшения стен, так и для разделения помещения. И посреди всей этой роскоши сидела несчастная Будур.
Витус тоже присел и немного помолчал, чтобы дать девочке время привыкнуть к нему.
— Меня зовут Витус из Камподиоса, я хирург, — произнес он наконец. И добавил: — Мне уже далеко за двадцать.
Ответа не последовало. Вместо этого Будур демонстративно отвернулась.
— Могу поспорить, что тебе еще нет и двенадцати. — фраза была провокационной и попала в цель.
— Мне уже тринадцать с половиной! — с негодованием воскликнула Будур. И тут же опять замолчала, вспомнив о своем намерении ничего не говорить.
— Конечно, тебе уже тринадцать с половиной, я просто пошутил. Быть может, ты выглядишь даже старше, но мне трудно судить об этом, пока твое лицо скрыто под чадрой.
Девочка снова отвернулась, и Витус понял, что зашел слишком далеко. Поэтому он снова помолчал, прежде чем сказать:
— Единственное, что я хотел увидеть — это твои глаза. Они очень грустны и полны слез. Неужели твой жених такой урод? Или ты плакала не из-за этого?
Будур пожала плечами.
— На самом деле ты должна радоваться, ведь свадьба — самое прекрасное в жизни девушки.
Будур по-прежнему хранила молчание, и Витус совсем было решил отказаться от затеи вытянуть из нее хоть пару слов, как вдруг она выдавила сквозь сжатые губы:
— Я… Я должна… умереть…
Витус едва сумел скрыть удивление.
— Кто тебе сказал, что ты должна умереть? — мягко спросил он.
— Никто… Я… я сама.
— Значит, ты сама так считаешь. — Витус обрадовался, что лед сломан. Пациенту, который отказывается говорить, трудно помочь. — Я как врач заверяю тебя, что смерть не приходит так быстро. Рано или поздно каждый из нас должен покинуть этот мир, но твоя очередь подойдет еще очень не скоро.
— Но… Но… столько крови…
— Столько крови? — Витус уже почти догадался. — Скажи, эти два дня кровь идет у тебя из одного и того же места?
Будур стыдливо опустила голову:
— Д-да…
Витус улыбнулся:
— Думаю, я знаю, в чем причина твоих переживаний. Это то, что у всех женщин случается каждые четыре недели. Называется регулы, или месячные. Совершенно нормальное явление.
— Значит… я не умру?
— Нет, конечно! Месячные — это самоочищение организма и одновременно подготовка к приему мужского семени. Можешь себя поздравить. Ты созрела очень вовремя, как раз к замужеству. Ты стала полноценной женщиной.
— Правда? — Будур все еще не могла поверить, что ее недомогание совершенно естественно, ведь мама никогда не говорила ей о подобных вещах. Юная невеста постепенно освобождалась от своего страха.
— Да, правда, — твердо заключил Витус. Он поднялся и вышел наружу, где в соседней комнате ожидали родители девочки.
— Я знаю, почему плакала твоя дочь, сиди Гарун, — объявил он. — У нее впервые пришли месячные, и она испугалась, что скоро умрет. Завтра или послезавтра она опять почувствует себя чистой и будет в хорошем настроении.
— О хирург! — У сиди Гаруна камень с души упал. — Ты считаешь, э… все совершенно нормально?
— Совершенно, — улыбнулся Витус и обратился к жене хаджи: — Позволь дать тебе несколько советов. Первым делом позаботься о том, чтобы Будур приняла сидячую ванну. Вода должна быть температуры тела, не теплее. Если остынет, надо подлить горячей. Сидячую ванну следует принимать не менее получаса. Она помогает расслабить мышцы нижней части живота и ликвидирует застой крови. И объясни своей дочери, как вести себя во время месячных. Подтверди ей как женщина женщине, что это совершенно нормальное явление. Может быть, стоило бы подготовить ее к тому, что ждет ее как невесту в первую брачную ночь. Ты понимаешь, о чем я?
Любимая жена сиди Гаруна робко кивнула и быстро удалилась.
Ее повелитель посмотрел ей вслед, погладил свою бороду и с досадой произнес:
— Клянусь Аллахом, почему мать не объяснила все это дочери заранее? Ведь это женские дела. О, какой мужчина сможет когда-нибудь заглянуть в душу женщине?! Ну да ладно, по крайней мере, я счастлив, что все оказалось таким безобидным. Пойдем, хирург, вернемся к застолью.
— С удовольствием, сиди Гарун.
— Может, в самом деле попробовать немного овощей? Как ты считаешь?
Будур осторожно села в деревянный чан с теплой водой. Приятное ощущение разлилось в низу живота, ванна действовала успокаивающе и расслабляюще. Боль словно уплывала куда-то. Как приятно! Она закрыла глаза, откинулась назад и задумалась. И почему мать ни словечка не сказала ей о месячных? Будур решила вести себя иначе, когда у нее будет своя дочка. Уж она, Будур, избавит дочку от смертельного страха, который пережила сама. Конечно, если у нее будет дочь. Дочка…
Чтобы она получилась, между мужчиной и женщиной должны произойти такое, о чем девушка много слышала, но точно ей никто ничего не рассказывал. И куда делась мама? Ах да, она ведь сказала, что пошла за чем-то очень важным для Будур.
Девушка открыла глаза и увидела ящерицу, геккона, сидевшего наверху, на стене. Он замер, будто приклеенный, и казался почти прозрачным, словно стеклянным. Перед ним села муха. Поймает ли он ее? Нет, сидит неподвижно. Совсем как она в своей ванне…
Теперь, когда ей не нужно было умирать, два последних дня уже не казались Будур такими ужасными. И все же тот момент, когда, мочась, она вдруг увидела на песке кровь, она не забудет никогда. Будур так испугалась! Раньше ничего подобного с ней не случалось. Теперь девушке казалось, что из нее тогда вылилось целое море крови. Она вскочила и тут же снова присела на корточки. Никто не должен ее видеть! В конце концов, оторвав кусок своего хиджаба, она засунула его между ног. Как все было противно и грязно! И какого страху она натерпелась!
Даже сейчас, сидя в ванне, она испытала дрожь при воспоминаниях о том, что пережила два дня назад. Самое неприятное, отец именно в этот момент объявил, что стоянка закончена, и ей пришлось карабкаться на своего верблюда.
Часы, тянувшиеся после того, превратились для нее в настоящую пытку. Она сидела, скрючившись, в седле, и металась между страхом и собственными попытками объяснить непонятное. Мать несколько раз подъезжала к ней, чувствуя, что с дочерью творится что-то неладное, но Будур не решалась доверить ей свои проблемы. Наконец Наджия оставила ее в покое.
— А вот и я. — Мать вернулась, зажав что-то в руке. — Еле нашла. Хорошо, одна бедуинка выручила, она в восточном крыле ночует.
