Вот уже шесть часов, как солдаты не могли утолить жажду. Царь обратился к офицерам.
— Солнце в зените, — сказал он. — Я ухожу с Рамзесом на поиски воды. Когда тени начнут удлиняться, я вернусь.
Сети стал взбираться по холму. Несмотря на молодость, Рамзесу сначала было довольно сложно поспевать за отцом, но потом он приноровился к ритму Сети. Подобно каменному барану, символу благородства на языке иероглифов, царь не делал ни одного лишнего движения, не тратя ценных сил. Он не взял с собой ничего, кроме одного предмета — двух веточек акации, окоренных, отполированных и связанных за один из концов прочной льняной нитью.
Камни осыпались у них под ногами, поднимая горячую пыль; Рамзес, задыхаясь, догнал все-таки отца на вершине возвышенности. Оттуда открывался великолепный вид на пустыню. Регент несколько мгновений любовался картиной, представшей перед его глазами, затем настойчивая жажда напомнила ему, что пустыня эта могла запросто превратиться в могилу.
Сети выставил вперед две связанные веточки акации, разведя их в стороны; они гибко изогнулись. Он стал медленно водить ими над равниной, вдруг прут искателя воды выпрыгнул у него из рук и отлетел на много метров от них.
Рамзес поспешил поднять его и протянул отцу. Вместе они спустились по склону. Сети остановился перед грудой плоских камней, между которыми пробивались колючки. Его палочка запрыгала у него в руках.
— Отправляйся за рабочими, пусть роют здесь.
Усталость Рамзеса как рукой сняло. Он кинулся в лагерь, прыгая через каменные завалы, и скоро привел человек сорок рабочих, которые тут же принялись за работу.
Земля была рыхлой. На глубине трех метров показался источник холодной воды.
Один из рабочих встал на колени.
— Бог ведет нашего правителя… Вода прибывает, как в половодье!
— Моя молитва была услышана, — сказал Сети. — Этот колодец будет называться «Да пребудет Истина Божественного Света». Когда каждый утолит жажду, мы заложим здесь город для искателей золота и храм, где поселятся боги. Они всегда будут находиться при источнике и откроют путь тем, кто ищет светлый металл, чтобы превозносить священное.
Под предводительством Сети, хорошего пастыря, отца всех людей, посредника богов, солдаты радостно превратились в строителей.
41
Туйа, великая царская супруга, возглавляла церемонию посвящения исполнительниц, которым разрешалось участвовать в отправлении культа Хатхор в посвященном ей большом храме, в Мемфисе. Молодые женщины, прибывшие со всех провинций страны, прошли строгий отбор вне зависимости от того, являлись ли они певицами, танцовщицами или играли на музыкальных инструментах.
С большими строгими и внимательными глазами, высокими скулами, тонким прямым носом, маленьким, почти квадратным подбородком, в ритуальном парике с символом материнства, Туйа своим видом так действовала на кандидаток, что многие из них терялись. Царица, которой когда-то в юности пришлось пройти через то же самое, и не думала о снисходительности — если хочешь служить божеству, первым необходимым качеством должно быть самообладание. Техника конкурсанток показалась царице довольно слабой; она решила отчитать учителей гарема, которые в последнее время заметно расслабились. Единственная молодая женщина, которая счастливо отличалась от остальных, была серьезна, собранна и притом необыкновенно красива. Когда она играла на лютне, то делала это так сосредоточенно, что, казалось, весь окружающий мир рассеялся и не существует для нее.
В садах храма участницам конкурса, как успешным, так и неудачницам, накрыли легкий завтрак; одни плакали и сетовали, другие нервно смеялись. Все они были еще слишком юные, почти девочки. Одна только Нефертари, которой коллегия старших жриц решила доверить дирижировать женским оркестром храма, оставалась спокойной и просветленной, как будто все это ее нисколько не касалось.
Царица подошла к ней.
— Вы были блистательны.
Юная лютнистка поклонилась.
— Как ваше имя?
— Нефертари.
— Откуда вы?
— Я родилась в Фивах и училась в гареме Мер-Ура.
— Кажется, успех вовсе не радует вас?
— Я не хотела оставаться в Мемфисе, но предпочла бы вернуться в Фивы и остаться там при храме Амона.
— И стать затворницей?
— Приобщение к тайнам — мое самое заветное желание, но я еще слишком молода для этого.
— Это правда, для вашего возраста это необычное занятие. Неужели вы будете разочарованы, Нефертари?
— Нет, Великая Царица, но мне очень нравятся ритуалы.
— Разве вы не хотите выйти замуж, иметь большую семью и детей?
— Я об этом не думала.
— В храме довольно строгий образ жизни.
— Мне нравятся камни вечности, их тайны и уединение, к которому они зовут.
— Надеюсь, вы все же согласитесь на некоторое время оставить их?
Нефертари осмелилась поднять глаза на великую царскую супругу. Туйе понравился ее прямой чистый взгляд.
— Дирижировать женским оркестром этого храма очень почетно, однако у меня для вас другое предложение. Согласились бы вы поступить ко мне в управляющие?
Управляющая у великой царской супруги! Сколькие знатные дамы мечтали занять этот пост, назначение на который означало быть доверенным лицом царицы.
— Моя давняя подруга, которая занимала этот пост, скончалась в прошлом месяце, — сказала Туйа. — Претендентки на это место слишком многочисленны, и все они клевещут друг на друга, чтобы устранить соперниц.
— Но у меня нет опыта, я…
— Вы не принадлежите к этому кругу знати, погрязшему в собственных привилегиях; ваши родители не ссылаются без конца на своих выдающихся предков, оправдывая тем самым свою лень и бездеятельность.
— Но разве как раз мое происхождение не будет являться помехой?
— Меня интересует личность человека. Не существует препятствий, которые бы стоящий человек не смог преодолеть. Что вы решили?
— Могу я подумать?
Царицу это позабавило. Ни одна знатная дама не осмелилась бы сказать такое.
— Боюсь, что нет. Если вы надышитесь ладаном храмов, боюсь, вы забудете про меня.
Прижав руки к груди, Нефертари поклонилась.
— Я к вашим услугам, Великая Царица.
Поднимаясь еще до рассвета, царица Туйа наслаждалась спокойствием раннего утра. Мгновение, когда луч солнца пронзал тьму, представлял для нее ежедневное творение тайны жизни. К великому ее удовольствию, Нефертари тоже нравилось работать в утренние часы, так что, не теряя времени, царица могла отдать ей необходимые распоряжения на день, когда они вместе завтракали.
Через три дня, после того как Туйа приняла это решение, она поняла, что не ошиблась: красота Нефертари дополнялась еще и тонким умом, отличавшимся удивительной способностью отделять главное от второстепенного. Между царицей и ее помощницей с первого же дня установилось глубокое взаимопонимание. Они понимали друг друга с полуслова, иногда даже и слов не нужно было. После их утренней беседы Туйа проходила в свою гардеробную.
