* * *
Полководец Ашер лично руководил подготовкой солдат, которые ждали приказа, чтобы отправиться в Азию. Маленький, с лицом грызуна на выбритом наголо черепе, с короткими ногами и торсом, поросшим жестким черным волосом и пересеченным поперек груди большим шрамом, полководец получал истинное удовольствие, мучая людей, которых он нагрузил мешками с камнями и заставил с этой тяжестью ползать в песке и пыли, защищаясь от вооруженного ножом противника. Побежденных он изгонял без всякой жалости. Офицеры не имели никаких преимуществ; они должны были демонстрировать свою физическую подготовку наравне со всеми.
– Как вам нравятся эти будущие герои, Монтумес?
Начальник стражи стоял укутанный в шерстяной плащ: он не любил утренней прохлады.
– Мои поздравления, полководец.
– Половина этих болванов не способна к воинской службе, да и остальные ничуть не лучше! Наша армия слишком богата и ленива. Мы потеряли вкус к победам.
Монтумес чихнул.
– Вы простыли?
– Заботы, утомление…
– А что насчет судьи Пазаира?
– Ваша помощь была бы очень кстати, полководец.
– В Египте никто не может идти поперек Закона. Если бы мы жили в другой стране, наши руки не были бы так связаны.
– Согласно рапорту, он умер в Азии.
– Обычная бюрократическая ошибка, в которой виноват не я. Процесс, который Пазаир возбудил против меня, ни к чему не привел, и я остался на своем посту. Остальное меня не интересует.
– Вам следовало бы быть осмотрительнее.
– Разве этот ничтожный судья не отстранен от должности?
– Выдвинутые против него обвинения были опровергнуты. Не следует ли нам вместе… поискать какой-то выход?
– Вы страж, я – солдат. Не будем это смешивать.
– Это в наших общих интересах.
– Мой интерес состоит в том, чтобы держаться подальше от этого судьи. Прощайте, Монтумес, меня ждут офицеры.
10
Гиена пробежала по южной, окраине города, издала свой зловещий крик и спустилась по крутому берегу реки, чтобы напиться. Заплакали испуганные дети, матери поспешно уводили их в дома, захлопывали двери. Никто не осмелился прогнать животное, огромное и уверенное в своей силе. Подойти к нему побоялись даже опытные охотники. Напившись, гиена спокойно вернулась в пустыню.
Все помнили древнее пророчество: если дикие животные будут пить из реки, воцарится несправедливость и счастье уйдет из этих краев.
Народ роптал, и его жалоба, от квартала к кварталу становившаяся все слышнее, достигла ушей Рамсеса Великого. Невидимый заговорил; перевоплотившись в гиену, он порочил правителя в глазах его народа. Провинции, напуганные зловещим предостережением, задумались о законности этой власти.
Фараон будет вынужден действовать.
* * *
Нефрет чистила пол в комнате; стоя на коленях и крепко держа за ручку тростниковую щетку, она энергично орудовала ею.
– Ответа от визиря все нет, – сказал Пазаир, сидящий на низкой скамейке.
Нефрет положила голову на колени мужа.
– Зачем ты себя мучаешь? Тревога делает тебя слабым.
– Как Небамон может тебе навредить?
– Но ведь ты же меня защитишь?
Он погладил ее волосы.
– Все, что мне нужно, это быть рядом с тобой. Как это прекрасно! Когда я просыпаюсь рядом с тобой, моя душа наполняется счастьем. Своей любовью ты возвысила меня. Мое сердце полно тобой. Никогда не покидай меня. Когда я гляжу на тебя, другого света мне не нужно.
Их губы слились, нежно, как в первый раз. Этим утром Пазаир спустился в свой рабочий кабинет с большим опозданием.
* * *
Нефрет уже собиралась уйти по делам, когда к ней прибежала запыхавшаяся молодая женщина.
– Подождите, прошу вас! – крикнула Силкет, жена крупного чиновника Бел-Трана.
Осел с медицинской сумкой на спине стоял смирно.
– Мой муж срочно хочет видеть судью Пазаира.
Бел-Тран, производитель и торговец папирусом, обладавший незаурядным талантом управления, был выдвинут сначала на должность главного казначея зерновых складов, а затем помощника распорядителя государственной казны. Он питал дружбу и признательность к судье Пазаиру, который помогал ему в трудных ситуациях. Силкет, годами намного моложе него, была пациенткой старшего лекаря Небамона, которому удалось сделать черты ее лица тоньше, а бедра – стройнее. Бел-Тран гордился тем обстоятельством, что его женой была одна из красивейших женщин Египта, даже если ради этого ей пришлось лечь под нож хирурга. Светлой кожей и изящными чертами лица Силкет напоминала девочку-подростка с развитыми формами.
– Если он согласится пойти со мной, я отведу его в казначейство, где Бел-Тран примет его, прежде чем отправится в Дельту. Кроме того, мне хотелось бы посоветоваться с вами.
– Вы себя плохо чувствуете?
– Меня мучают ужасные мигрени.
– А что вы едите?
– Признаюсь, я обожаю сладкое. Фиговый сок, например. Очень люблю гранатовый сок, а пирожные и печенье поливаю соком рожкового дерева.
– А овощи?
– Они мне не очень нравятся.
– Больше овощей, меньше сладкого, и ваши мигрени пройдут. А еще я выпишу вам мазь из стеблей тростника, ягод можжевельника и лавра, сосновой смолы и скипидарной камеди, растертых в однородную массу с добавлением жира.
– Мой муж вам хорошо заплатит.
– Как ему будет угодно.
– Не согласились бы вы стать нашим домашним врачом?
– Если мое лечение устраивает вас, то почему бы и нет?
– Мы с мужем будем счастливы. Судья пойдет со мной?
– Надеюсь, вы вернете его в целости и сохранности.
* * *
Чем быстрее и успешнее работал Бел-Тран, тем больше ему доверяли щекотливых и сложных дел. Его великолепная память на цифры и способность считать с головокружительной скоростью делали его незаменимым. Несколько недель спустя после его назначения в высшее руководство государственной казны Бел-Тран стал ближайшим помощником распорядителя Дома золота и серебра, входившего в ведомство государственных финансов. Похвалы в его адрес лились рекой: четкий, быстрый, методичный, ревностный трудяга, он мало спал, первым появлялся на службе в казначействе, а уходил всегда последним. Некоторые предрекали ему стремительный карьерный рост.
Когда его жена и Пазаир вошли в дом, Бел-Тран диктовал писцам служебные письма. Мужчины дружески обнялись, Бел-Тран отослал писцов и попросил жену приготовить ему завтрак посытнее.
