– И тогда Рамсес отречется и передаст трон своему преемнику.
– Тому, на которого укажем мы.
Заговорщики заранее наслаждались своей победой. Они не оставят выбора Рамсесу Великому, низведя его до положения раба. Все члены их союза будут вознаграждены в соответствии с их заслугами, и каждый займет привилегированное положение. У их ног будет лежать самая великая страна в мире; они перестроят ее внутренние механизмы, изменят их движение – в соответствии со своим видением, полностью противоположным взглядам Рамсеса, который живет в плену устаревших ценностей.
В то время как плод дозревал, они продолжали расширять свою сеть из сторонников, союзников и сочувствующих. Преступления, подкупы, насилие… Никого из заговорщиков это не смущало. Власть того стоила.
2
Закат окрашивал холмы в розовые тона. В этот час пес Пазаира Смельчак и его осел Северный Ветер должны были вкушать блюда, которые на исходе долгого трудового дня приготовила для них Нефрет. Скольких больных она поставила на ноги за время его отсутствия? Продолжает ли жить в их маленьком доме в Мемфисе, весь первый этаж которого занимает рабочая комната судьи, или, устав от городской суеты, вернулась в деревню в фиванской округе и лечит людей там?
Мужество оставляло Пазаира. Он, отдавший свою жизнь служению Закону, лучше других знал, что справедливости ему не дождаться. Ни один суд не признает его невиновности. И даже если ему удастся выйти из этой тюрьмы, что он сможет предложить Нефрет?
Рядом сел какой-то старик – худой, беззубый, с обветренной и морщинистой кожей. Он вздохнул.
– Для меня с этим покончено. Слишком старый. Начальник освободил меня от переноски камней. Теперь я буду при кухне. Хорошая новость, да?
Пазаир согласно кивнул.
– А ты почему не работаешь? – спросил старик.
– Мне не разрешают.
– Ты что-то украл?
– Да нет.
– Здесь собрались отъявленные воры. Их ловили столько раз, что с этой каторги им не выйти: они нарушили клятву, что больше не будут воровать. Судьи такого не прощают.
– Ты их осуждаешь? Старик плюнул в песок.
– Странный вопрос! А ты что, на стороне судей?
– Я сам судья.
Даже новость о собственном освобождении не произвела бы на собеседника Пазаира большего впечатления.
– Ты шутишь.
– Думаешь, у меня есть настроение шутить?
– Вообще-то нет… Судья, настоящий судья!
Он рассматривал Пазаира настороженно и уважительно.
– И что же ты сделал?
– Расследовал одно дело, а мне захотели заткнуть рот.
– Интересное, должно быть, дельце. А я вообще невиновен. Один конкурент-жулик обвинил меня в том, что я украл мед. А мед был мой.
– Ты разводишь пчел?
– У меня была пасека в пустыне, мои пчелы приносили лучший мед в Египте. Конкурентам это не нравилось, и они меня подставили. А в суде я разнервничался. Не признал обвинительный приговор, потребовал повторного расследования. И вместе с писцом сам подготовил свою защиту. Я был уверен, что выиграю дело.
– Но тебя приговорили.
– Конкуренты подбросили мне какие-то вещи, как будто я их украл, и дальнейшее расследование было прекращено.
– Судья был неправ. Я бы на его месте повнимательнее занялся теми, кто тебя обвинял.
– А если бы ты и вправду занялся этим? И выяснил бы, что все доказательства против меня сфабрикованы?
– Сперва надо выйти отсюда.
Старик-пчеловод снова плюнул в песок.
– Судью, который неправильно ведет дело, не сажают в камеру-одиночку. Да еще в такую тюрьму, как эта. Тебе ведь даже нос не отрезали. Наверное, ты был шпионом или что-нибудь в этом роде.
– Думай как хочешь.
Старик поднялся и отошел.
К вечерней похлебке Пазаир даже не притронулся. Желание бороться покинуло его. Что мог он предложить Нефрет, кроме стыда и бесправного существования? Будет лучше, если они больше не увидятся, и она забудет его. Пусть в ее памяти он останется неподкупным слугой закона, безумно влюбленным в нее и мечтавшим о торжестве справедливости. Вытянувшись на спине, Пазаир смотрел в небо, принявшее цвет лазурита. Завтра он исчезнет.
* * *
По Нилу плыли белые паруса. В эти закатные часы гребцы развлекались тем, что прыгали с лодки на лодку, а северный ветер все ускорял их ход. Падали в воду, смеялись, окликали друг друга.
Сидящая на крутом берегу реки женщина не слышала их криков. Это была Нефрет, светловолосая, с чистым и нежным лицом, глазами цвета летнего неба, прекрасная, как распустившийся цветок лотоса. Она вызывала дух Беранира, ее убитого учителя, чтобы попросить его защитить Пазаира, которого она любила всем сердцем. Она получила официальное уведомление о его смерти, но не верила в нее.
– Могу ли я отвлечь вас на мгновение?
Она обернулась. Перед ней стоял старший лекарь египетского двора, пятидесятилетний красавец Небамон. Ее самый лютый враг. Несколько раз он пытался сломать ей карьеру. Нефрет ненавидела этого царедворца, жадного до денег и женщин, использующего свое ремесло для достижения собственных целей, обогащения и власти над другими.
Небамон окинул молодую женщину восхищенным и страстным взглядом: льняное платье не скрывало ее безупречных и волнующих форм. Упругая, высокая грудь, длинные стройные ноги, изящные ступни и кисти рук притягивали взгляд. Нефрет была ослепительна.
– Оставьте меня, прошу вас.
– Вам следовало бы быть со мной полюбезнее; я знаю кое-что весьма интересное для вас.
– Ваши интриги мне неинтересны.
– Речь идет о вашем муже.
Она не сумела скрыть своего волнения.
– Он умер.
– Вы не точны, моя дорогая.
– Лжете!
– Я знаю правду.
– Я должна встать перед вами на колени?
– Нет, вы мне больше нравитесь гордой и неуступчивой. Пазаир жив, но его обвиняют в убийстве Беранира.
– Но это… полный абсурд! Я не верю вам.
– И напрасно. Верховный страж Монтумес арестовал его и посадил в одиночную камеру.
– Пазаир не убивал своего учителя.
– Монтумес уверен в обратном.
– Его хотят сломать, испортить ему репутацию, чтобы помешать продолжить свое расследование.
– Какая разница.
– А зачем вы мне все это говорите?
– Я единственный, кто может доказать невиновность Пазаира.
