Какой-то человек смотрел на Пазаира. У него были рыжие волосы, широкий лоб, нос с горбинкой. На его запястьях судья увидел браслеты из золота и лазурита, с внешней стороны которых виднелись выгравированные головы диких уток. Это были любимые украшения Рамсеса Великого.
– Вы…
Пазаир не смог произнести слово «фараон», оно застыло у него на губах.
– Ты Пазаир, распорядитель, покинувший должность старшего судьи царского портика и подвергнувший критике мой указ об амнистии?
Тон был резкий, в нем слышался упрек. Сердце судьи гулко стучало; он находился здесь, лицом к лицу с самым могущественным властителем на земле. Мысли путались.
– Ну, отвечай! Или мне солгали?
– Нет, Ваше Величество.
Судья вспомнил, что забыл поклониться. Нагнув голову, он опустился на колени.
– Поднимись. Раз ты осмеливаешься перечить царю, веди себя как воин.
Оскорбленный, Пазаир поднялся с колен.
– Я не отступлю.
– Чем тебе не нравится мое решение?
– Обелить преступников и отпустить их на волю означает оскорбить богов и выказать презрение к человеческим страданиям. Если вы встанете на этот опасный путь, то завтра виновными окажутся жертвы.
– А сам ты не совершаешь ошибок?
– Я много ошибался, но никогда не наносил урона невинным.
– И ты абсолютно неподкупен?
– Моя душа не продается.
– Ты отдаешь себе отчет, что оскорбляешь единовластного владыку Египта?
– Я действую в соответствии с Законом богини Маат.
– Ты знаешь его лучше, чем я, ее сын?
– Амнистия – это большая несправедливость, она ставит под удар спокойствие в стране.
– И после таких слов ты надеешься выжить?
– Мне бы очень хотелось сказать вам, что я действительно думаю.
Тон Рамсеса изменился, его речь стала медленной и серьезной.
– Я слежу за тобой с момента твоего приезда в Мемфис. Беранир был мудрецом, его действия всегда были взвешенными. Он выбрал тебя за честность и порядочность. Другая его ученица, Нефрет, сегодня занимает пост старшего лекаря царства.
– Она добилась успеха, а я потерпел поражение.
– Ты тоже добился успеха, потому что стал единственным в Египте справедливым судьей.
Пазаир опешил.
– С тобой спорили многие, в том числе и я, но ты остался при своем мнении. Во имя справедливости ты осмелился противостоять царю Египта. И сегодня ты – моя единственная и последняя надежда. Я фараон, но я очень одинок и попал в ужасную беду. Готов ли ты помогать мне или предпочтешь спокойную жизнь?
Пазаир поклонился:
– Я готов служить вам.
– Притворное смирение или искренняя готовность?
– Мои действия красноречивее моих слов.
– Именно поэтому я вручаю тебе судьбу Египта.
– Я… я не понимаю.
– Мы находимся в надежном месте; здесь никто не услышит то, что я хочу тебе рассказать. Подумай хорошенько, Пазаир, ты еще можешь отказаться. Когда я скажу все, ты окажешься облеченным самым высоким доверием, когда-либо выпадавшим на долю судьи.
– Моим учителем был Беранир, и я не привык хитрить.
– Судья Пазаир, я назначаю тебя визирем Египта.
– Но ведь визирь Баги…
– Баги стар, и у него больше нет сил. За последние месяцы он несколько раз обращался ко мне с просьбой найти ему замену. Твой отказ принять амнистию дал мне возможность найти ему преемника, вопреки пожеланиям придворных, которые называли другие имена.
– Почему Баги не может сделать то, о чем вы собираетесь просить меня?
– С одной стороны, он устал и не сможет провести расследование. С другой, я опасаюсь болтовни его чиновников, которые засиделись на своих местах. Если какие-нибудь сведения просочатся наружу, страна может попасть в руки демонов, пришедших из тьмы. Завтра ты станешь вторым человеком в царстве после фараона; но ты останешься один, без друзей, без опоры. Ты не сможешь довериться никому, тебе придется перетряхнуть все прежнее окружение, найти новых людей, но не доверяй даже им.
– Вы упомянули расследование…
– Правда такова, Пазаир. Внутри большой пирамиды хранились знаки высшей власти страны, именно они делали легитимной власть фараона. Пирамида была вскрыта преступниками и разграблена, сокровища похищены. Без них я не могу устроить праздник возрождения, которого требуют – и справедливо – высшие жрецы главных храмов и душа народа. Меньше чем через год, когда придет большой разлив Нила, я вынужден буду отречься от власти в пользу кого-то из воров и преступников, притаившихся в тени.
– То есть декрет об амнистии вы подписали не по своей воле?
– В первый раз я был вынужден действовать вопреки справедливости. Мне пригрозили разгласить сведения о грабеже пирамиды и тем самым ускорить мое свержение.
– Почему ваши враги не сделали этого раньше?
– Они пока не готовы; захват высшей власти в стране необходимо тщательно спланировать. Момент моего отречения – самый удачный для реализации их планов: узурпатор придет к власти в самых благоприятных условиях. Если я согласился подчиниться требованиям, изложенным в анонимном послании, то главным образом для того, чтобы посмотреть, осмелится ли кто-нибудь выступить против амнистии. Кроме Баги и тебя, никто не усомнился в обоснованности такого решения. Старый визирь заслужил отдых; найти и остановить преступников придется тебе. Если ты этого не сделаешь, мы все погибнем.
Пазаир припомнил основные этапы своего расследования, начиная с главного момента, когда он – всего лишь песчинка, попавшая в жернова этой адской машины, – отказался поддержать перевод на другое место одного из ветеранов, служившего в почетной страже при сфинксе.
– Никогда еще такая мощная волна преступлений и убийств не обрушивалась на страну. Я убежден, что она была прямым следствием чудовищного заговора. Почему были убиты пятеро ветеранов? Потому что сфинкс Гизы расположен близко к большой пирамиде. Эти воины мешали заговорщикам, те стремились от них избавиться, чтобы получить возможность беспрепятственно проникнуть в сердце пирамиды.
– Каким образом?
– Под землей между этими сооружениями есть соединяющий их проход, который я считал утраченным. Тебе надо посмотреть его, возможно, ты что-нибудь там найдешь. Долгое время я полагал, что вдохновителем заговора является полководец Ашер…
– Нет, Ваше Величество, он не более чем пешка.
– Если он до сих пор не найден, значит, старается поднять ливийские племена против Египта.
