— Ни один из его сторонников не был казнен!
— Разве забытье не худшее наказание? Царица Ахнесепаатон, жена Тутанхамона и наследница трона Египта, была несправедливо приговорена к смерти
[5]
, и нечестивая династия, основанная Хоремхебом, овладела Обеими Землями. Если бы существовала справедливость, Лита должна была подняться на тон.
— Ты замыслил заговор против Рамзеса?
Офир снова улыбнулся.
— Я всего лишь старый маг, а Лита — отчаявшаяся и слабая, могучему фараону Египта нечего боятся. Это истинная власть уничтожит его и установит закон.
— Кто же это?
— Истинный Бог, Моис, единый Бог, чей гнев скоро обрушится на все народы, которые не склонятся перед ним!
Звучание голоса Офира заставило вздрогнуть стены жилища. Моис почувствовал странный страх, одновременно пугающий и притягивающий.
— Ты еврей, Моис.
— Я родился в Египте.
— Но, как и я, ты всего лишь изгнанник. Мы ищем чистую землю, не оскверненную существованием десятков богов! Ты еврей, Моис, твой народ страдает, нужно воскресить веру предков, снова связаться с великим замыслом Эхнатона.
— Евреи счастливы в Египте, им хорошо платят и они сыты.
— Им больше недостаточно лишь материальных благ.
— Раз ты в этом убежден, стань их пророком!
— Я всего лишь ливиец, у меня нет ни твоей силы, ни твоей власти.
— Ты сумасшедший, Офир! Превратить евреев в силу, враждебную Рамзесу, означает привести их к уничтожению. Ни один из них не желает бунтовать и покидать эту страну, а я, я друг фараона, которому обещано великое царствование.
— В тебе горит огонь, Моис, как он горел и в сердце Эхнатона. Те, кто разделяет его убеждения, не исчезли и начинают собираться.
— Значит, вы не одни, Лита и ты?
— Мы должны вести себя очень осторожно, но каждый день мы завоевываем ценных друзей. Религия Эхнатона — это религия будущего.
— Рамзес считает иначе.
— Раз ты его друг, Моис, убеди его.
— Верю ли я сам в это?
— Евреи установят верховенство единого Бога в целом мире, а ты станешь их вождем.
— Твое пророчество смешно!
— Оно сбудется.
— Я не собираюсь выступать против царя.
— Кто будет мешать нам, будет убран с дороги.
— Прекрати бредить, Офир, и возвращайся на родину.
— Новая земля еще не существует, это ты создашь ее.
— У меня другие планы.
— Ты ведь веришь в единого Бога?
Моис был взволнован.
— Мне нечего тебе ответить.
— Не беги от своей судьбы.
— Исчезни, Офир.
Моис направился к двери; маг не препятствовал.
— Змеи вернулись в норы, — сказал он. — Ты можешь без страха выйти.
— Прощай, Офир.
— До скорой встречи, Моис.
22
Незадолго до рассвета жрец Бакен вышел из своего служебного жилища, принял омовение, и поскольку был одним из несущих священную воду, то направился к священному озеру, над которым летали десятки ласточек, возвещая о рождении дня. Большое озеро, в которое спускались по каменным лестницам, расположенным по четырем сторонам, было наполнено водой Нуна — неистощимого океана силы, откуда появились все формы жизни. Бакен набрал из него немного драгоценной жидкости, которую используют для многочисленных ритуалов очищения в закрытом храме.
— Ты помнишь меня, Бакен?
Жрец повернул голову в сторону человека, обратившегося к нему, одетого как простой «храмовый служитель».
— Рамзес…
— Когда ты был моим учителем в армии, мы по очереди одерживали верх в поединках.
Бакен склонился.
— Мое прошлое исчезло, Великий Царь, сегодня я принадлежу Карнаку.
Бывший смотритель конюшен, искусный наездник с некрасивым квадратным лицом, хриплым голосом и неприятной внешностью, он, казалось, полностью растворился в своей новой жизни.
— Разве Карнак не принадлежит царю?
— Кто утверждает обратное?
— Мне жаль тревожить твое спокойствие, Бакен, но я должен знать, враг ты мне или друг.
— Зачем мне быть противником фараона?
— Верховный жрец Амона противится мне, ты знаешь об этом?
— Ссоры между высокопоставленными…
— Не прячься за пустыми словами, Бакен. В этой стране нет места для двух хозяев.
Бывший смотритель, казалось, растерялся.
— Я только достиг первых ступеней и я…
— Если ты мой друг, Бакен, ты должен также быть моим союзником в битве, которую я веду.
— Каким образом?
— Этот храм должен быть опорой справедливости, как все остальные храмы Египта. Если бы это было не так, что бы ты сделал?
— То же, что я делал, когда дрессировал лошадей. Я задушил бы виновных!
— Это помощь, о которой я тебя прошу. Предоставь мне доказательства того, что никто здесь не предает закона Маат.
Рамзес удалился, идя вдоль священного озера так же, как ходили другие служители, приходившие набрать воды.
Бакен не мог принять немедленное решение. Карнак стал его домом, миром, в котором он хотел бы жить. Но разве воля фараона не была священна?
В Фивах сирийский торговец Райя приобрел три прекрасные лавки в центре города. Повара знатных семей приходили сюда покупать мясо высокого качества, их хозяйки выбирали азиатские кувшины тонкой работы.
После окончания траура снова настало деловое оживление. Вежливый, пользующийся прекрасной репутацией Райя мог рассчитывать на постоянных клиентов, все более и более многочисленных. Также он неустанно хвалил своих работников и повышал их жалование, а они, в свою очередь, не прекращали хвалить сирийца.
После ухода брадобрея, подровнявшего его острую бородку, Райя склонился над счетами. Он плохо переносил летнюю жару и еще хуже неудачу, которую он потерпел, подослав молодого грека похитить документы первоочередной важности из кабинета Рамзеса. По правде говоря, неудача ожидаемая; Райя рассчитывал скорее проверить меры предосторожности, предпринятые Рамзесом и Серраманной. К несчастью, они оказались действенными. Получить необходимую информацию было нелегко, хотя подкуп все еще оставался эффективным оружием.
Сириец приложил ухо к двери. Никакого шума в прихожей, никто не шпионил за ним. Из предосторожности он поднялся на табурет и приник глазом к крошечному отверстию, проделанному в перегородке.
