— Мой дорогой тесть, у меня для вас есть кое-какие сведения. Тайные. Строго между нами.
— Что-нибудь касающееся… меня? Непосредственно?
— Дело напрямую касается вашей должности. Вам, несомненно, известно, что с начала года в Фивах обосновалось множество сирийских купцов.
— Ну так ими, в конце концов, были получены соответствующие разрешения. И никто не жаловался на их поведение, они платят полагающиеся пошлины и подати, приносящие доход области.
— Это видимость… На самом деле все иначе.
— И что ты узнал?
— Мои подчиненные, обходя с дозором базары, наткнулись на запертое хранилище, и оно их заинтересовало. Расследование показало, что сирийцы, войдя в сговор с селянами западного берега, наладили поставки зерна в обход сборщиков податей. О чем и считаю своим долгом доложить.
— А доказательства у тебя есть?
— Более чем осязаемые. Все их потайное счетоводство да и другие улики спрятаны в этом хранилище.
— Ты намерен их схватить?
— Надеюсь, что вы удостоите меня чести выполнить это задание.
С обедом управились по-быстрому: Серкета заторопилась домой, чтобы проследить за подготовкой к вечеринке, а Мехи с Мосе отправились в ту часть города, где располагались торговые склады. Беспокойство в душе Мосе нарастало: в сущности, речь о контрабанде, но как же покончить с незаконным оборотом зерна? И надо ли?
Да и командующий что-то замялся.
— Забыл, где это хранилище? Не узнаешь дорогу?
— Не в том дело. Помню, что фасадом склад выходит на улицу, и, кажется, вот этот фасад и есть. Но можно ли нам войти? Не уверен. Опасные люди эти сирийцы.
— Хочешь сказать, что нас может ждать засада?
— Я думаю, что без присмотра они свои тайники не бросят.
— Не смей без нужды лезть на рожон, Мехи! Помни: ты муж моей дочери и отец ее ребенка. Сходи за воинами.
— Хорошо, я приведу людей. Но только вы оставайтесь здесь и никуда не уходите. Ждите меня.
Мосе разглядывал склад, возле которого его оставил зять. Ни за чем власть не следила так пристально, как за производством и распределением зерна, и главный казначей Фив даже не представлял, как мошенникам удалось обойти все строгости. Каким-то сирийцам. И ему стало любопытно. Что ж, изучение двойной документации покажет слабые места в законе, которыми сумели воспользоваться злоумышленники. Оборона будет укреплена, а виновных сурово накажут.
Поблизости никого, про само хранилище как будто забыли. Лучше схрона не придумаешь, особенно для документов с порочащими сведениями.
Зятя только за смертью посылать. Вот так они небось и воюют. Мосе изнемогал от нетерпения и любопытства. А, где наша не пропадала… И он двинулся обследовать местность.
Никого.
Сердце забилось сильнее. И чаще — это уже когда он ткнулся в двери склада. Оказалось, что их даже запереть не удосужились. Проникавший через примостившееся под потолком окошко луч света падал на сундук без крышки, доверху наполненный папирусом. Он принялся разворачивать первый свиток и вдруг почувствовал, что в амбаре он не один. Подняв глаза, он увидел, что, откуда ни возьмись, к нему приближается молоденькая девушка.
— Ты кто?
Она тряхнула головой, волосы заметались в разные стороны, И вдруг принялась рвать на себе одежду и расцарапывать ногтями шею и грудь.
— Ты что? Рехнулась?!
— Караул! — завопила девчонка. — Насилуют!
Мосе схватил ее за плечи:
— Тихо ты, болтушка!
Но та еще громче звала на помощь.
Дверь со всего размаху распахнулась, в проеме появились два воина с мечами на изготовку.
— Отпусти дитя, доходяга!
Перепуганный Мосе не знал, что и делать. И залепетал, обращаясь к вооруженным людям.
— Вы… вы… не думайте… Я… Она…
Страшная боль в груди оборвала бормотание Мосе. Обеими ладонями он ухватился за сердце, жадно глотая разинутым ртом воздух — дышать стало нечем. Потом рухнул головой вниз.
Наскоро одевшись, девочка незаметно улизнула через дыру в дальней стене склада.
Появился Мехи:
— Что здесь творится?
— Главный казначей покусился на малолетнюю девочку. Она сбежала, а он… По-моему, он умер.
Мехи наклонился к трупу. Как он и надеялся, сердце тестя не билось.
— Бедняга испустил дух… Вы видели, что произошло?
— Девочка вопила так, что… В общем, все ясно. И., вы же дали приказ вмешаться в случае чего…
— Вы не совершили ничего неподобающего, однако лучше забыть об этой трагедии. Я намерен устроить своему тестю прекрасные похороны, а на его доброе имя не должна упасть даже малейшая тень. Никаких докладов: вы ничего не видели и не слышали. Ваше благоразумие не останется без награды: вам будут выданы ткани и вино.
Служивые кивнули головами, а потом вытянулись по струнке.
Маленькая сириянка, которую подкупил Мехи, в тот же день покинула Египет и направилась на родину, увозя с собой недурной заработок: с успехом разыгранная комедия избавила ее от необходимости задерживаться на чужбине. А командующий, благодаря кончине Мосе, вошел в очень узкий круг самых богатых людей Фив.
46
Нефер Молчун быстро приспособился к ритму, в котором жили мастера Места Истины: восемь рабочих дней и два дня отдыха, к которым добавляются многочисленные общие и местные праздники, пополуденное вольное время, предоставляемое по согласованию с начальником артели, и отпуска, разрешения на которые дает писец некрополя. Рабочий день начинался в восемь, с полудня до двух часов дня — обед, потом снова работа — до шести вечера. Многие мастера в свободное время подрабатывали, выполняя заказы извне: их изделия повсюду высоко ценились.
На выполнение царского заказа братство тратило не более половины года, так что жаловаться на обремененность непосильным трудом не стоило; мастеровые как правой, так и левой артелей осознавали свою причастность к делу исключительному — ведь сам фараон придает ему первостепенную важность.
То же чувствовал и Нефер, но приходилось ему трудновато. Вписаться в артель правого борта так просто не получалось — мешали настроения товарищей по работе: они составляли что-то вроде землячества и все еще глядели на новичка с недоверием. Работая по камню, он в основном общался с мастерами, у каждого из которых было красноречивое прозвище. Фенед Нос и в самом деле отличался чутьем и умением находить нужный ход, Каза Тягло не ведал себе равных в искусстве перемещения тяжестей, а еще были Нахт Богатырь и Каро Угрюмец. С тремя ваятелями, художником, тремя рисовальщиками, плотником и золотых дел мастером он почти не разговаривал, а если кто-то из них и обращался к нему, то по случайному и мелкому поводу.
