— Ты еще не встречался с моим приемным сыном, — заметил Сесострис. — Икер, это Собек-Защитник, начальник всей стражи царства.
— Благоденствия твоей КА, — сказал молодой человек.
— И тебе того же, — ответил Собек, скривившись. — Великий Царь! Даже опасаясь навлечь на себя ваш гнев, прошу дать мне возможность говорить с вами один на один.
Монарх выразил согласие, и Икер удалился.
— Великий Царь, — начал Собек, — убить вас пытались трое. Двое убиты. Третий — Икер.
— Твоя недоверчивость меня не удивляет и не шокирует. И все же будь уверен в том, что мне не в чем подозревать этого юношу.
— Разрешите мне хотя бы установить за ним наблюдение!
— Я тебе это приказываю, потому что его жизни, как и моей, угрожает опасность.
Собек не сумел скрыть своего разочарования.
— Мое удаление было частью точного плана: размещение бандитов в Мемфисе, а также, разумеется, и в других городах страны, начиная с Кахуна. Эта сеть пользуется поддержкой населения вплоть до знати. Одни помогают по глупости и несерьезности, другие — из желания свергнуть вас и ликвидировать вашу власть. Долгое время я был не у дел, теперь надо наверстывать! И, кроме того, мне приходится работать вслепую! Если я не преодолею трудности, очень прошу вас, отстраните меня!
— Этого-то враг как раз и ждет, — запротестовал фараон. — Неужели ты считаешь, что я должен доставлять ему удовольствие?
После долгих часов утренней работы с визирем Икер вместе с царем прогуливался в дворцовом саду. Сикоморы, тамариски, гранатовые и фиговые деревья отбрасывали приятную тень. Здесь мир казался спокойным и прекрасным.
— Хнум-Хотеп считает, что ты работаешь хорошо, Икер. Даже самые желчные и злые языки вынуждены молчать — ведь ты не ведешь себя высокомерно и избегаешь светских радостей.
— О Великий Царь! Мне предстоит так многому еще научиться! Хнум-Хотеп — прекрасный учитель, но только то, что постигаешь на собственном опыте, усваивается полностью. Что касается управления стадами, то...
— У меня для тебя другое поручение.
Погрузившись в свои административные дела, Икер пытался забыть, что рано или поздно, но монарх все же произнесет эту фразу. Вот уже некоторое время он мирно наслаждался обманчивой безмятежностью баловня судьбы.
— Я ставлю перед тобой несколько трудных для достижения целей, — пояснил Сесострис. — Завтра вместе с Секари ты поедешь в Файюм. У тебя с собой будет печать Царского Сына, но используй ее только в самом крайнем случае. Лучше всего попытайся пройти незамеченным, потому что нам неизвестно, кто наш главный враг и где он скрывается. Благодаря исследованиям, сделанным в Доме Жизни Абидоса, мы узнали, что когда-то в Файюме была посажена акация, посвященная богине Нейт. Если тебе удастся ее разыскать, то мы попытаемся привить ее ветвь к Древу Осириса. И еще... Попробуй найти верфь, где шло строительство «Быстрого»... Потом отправляйся в Кахун, чтобы связаться там с азиатами и разрушить их планы.
Горькая мысль пронзила Икера.
— Великий Царь, смерть писца Херемсафа...
— Возможно, это преступление. Я относился к нему как к своему верному слуге. Когда он спрашивал у меня согласия на посвящение тебя в первые таинства Анубиса, его аргументы выглядели вполне убедительно.
— Правитель Кахуна — ваш союзник или противник?
— Когда его назначали на эту должность, его намерения казались самыми лучшими. Но власть часто портит людей. Тебе решать, какова его истинная природа.
— Вы всегда все обо мне знали, Великий Царь! Вам были известны мои желания, мои печали и мои надежды. Это так, правда?
— Проведи спокойно остаток дня в этом саду, сын мой. И возвращайся скорее!
Сесострис ушел, оставив Икера в полном смятении.
Впервые царь назвал его «сын мой». Эти два слова — такие обычные, такие простые! — откликнулись в его душе новым чувством.
Перед ним открылся другой мир. Мир, в котором он будет сражаться не за себя самого, а за своего отца — фараона Египта!
Хотя этот царский сад был чарующе прекрасен, Икеру вовсе не хотелось томиться здесь в мечтах. Нужно было подготовить к поездке вещи и раздобыть самую подробную, насколько возможно, карту Файюма, где должны быть нанесены культовые места и священные поселения.
И в тот момент, когда он уже собирался уходить из этого мирного уголка, подул такой мягкий и такой напоенный ароматами южный ветер, что юноша невольно остановился, чтобы надышаться им всласть.
И вдруг видение...
Она!
Она шла к нему вместе с этим южным ветром, который когда-то воплощала в ритуале, посвященном возрождающей воде, заставляющей цвести и плодоносить землю.
Ее лоб был украшен золотой повязкой, бело-голубыми бутонами лотоса, от них исходил золотистый свет.
Можно ли описать ее почти неземную красоту?
Икер закрыл глаза, потом снова открыл их.
Исида все еще была здесь, только подошла поближе.
— Я боялась побеспокоить вас, — сказала она таким обволакивающим нежным голосом, что у него помутилось в глазах.
— Нет, нет... Вовсе нет! Я... я размышлял...
— Я очень люблю это гранатовое дерево, — показала Исида на самое старое дерево сада. — Оно цветет весь год, и ничто не может сравниться с его красотой. Когда один цветок увядает, тут же распускается другой.
— К несчастью, это не случается с древом Осириса!
Лицо юной жрицы выразило беспокойство.
— Если бы можно было отдать свою жизнь, чтобы спасти его, я бы ни на минуту не задумалась!
— Царь поручил мне опасную миссию: вернуться в Файюм, подавить там недовольство и найти целебное лекарство для Древа Жизни.
— Ветвь с акации Нейт?
— Как, вы знаете? — удивился Икер.
— Мне было поручено разыскать сведения в архивах Абидоса. Но мне кажется, если эта акация и существовала, то она давно умерла... Столько лет прошло!
— Если она еще жива, я найду ее!
Энтузиазм Икера заставил Исиду улыбнуться. Икер не мог от нее ничего скрывать.
— Я хотел убить Сесостриса, — признался он. — Я смотрел на него как на тирана, причину всех моих несчастий.
В нескольких отрывистых фразах он рассказал девушке о своих приключениях, не утаив мучивших его переживаний.
— Раз фараон назвал вас своим приемным сыном, — заметила она, — то это значит, что он считает вас честным и прямым человеком.
— А вы сами могли бы простить мне мои заблуждения?
Задав этот неуместный вопрос, Икер тут же понял, что совершил ошибку и, может быть, непоправимую.
