— Побольше ходите пешком, — советовал он Джеку. — Ради бога, поднимайтесь на большую высоту, пересекайте Гибралтар из одного конца в другой, повторяйте это вновь и вновь на голодный желудок. Вы страдаете тучностью: когда вы идете, то ваше сало дрожит. Вы, должно быть, весите целых сто, а то и сто десять килограммов.
«К тому же я еще и потею, как жеребящаяся кобыла», — размышлял Джек Обри, сев в тени большого валуна, и, расстегнув пояс, принялся обтираться. Пытаясь отвлечься от невеселых мыслей, он вполголоса запел балладу о битве на Ниле:
На якорь рядом встали мы, врага мы стали бить,
Их мачты, весь рангоут мы начали крушить.
«Леандр» отважный подоспел,
И «Франклин» тотчас загремел.
Им всыпали мы перцу и дали прикурить —
Француз пощады запросил и с мачты флаг спустил!
Мелодия баллады захватывала, но Джек досадовал на то, что никак не мог подобрать рифму к слову «пятидесятипушечник». Тогда он принялся напевать другую любимую моряками песню:
Тогда случился страшный бой,
Сражалися мы в нем с тобой
И грохали из пушек: бух!
Из них мы выбили весь дух!
Сидевшая неподалеку на камне обезьяна ни с того ни с сего швырнула в Джека кусок дерьма. Когда же он привстал, чтобы возмутиться, животное погрозило ему сморщенным кулаком и так злобно заверещало, что он с расстроенным видом опустился назад.
— Сэр, сэр! — вскричал Бабингтон, покрасневший от подъема на крутой холм. — Посмотрите на бриг! Сэр, взгляните на ту сторону мыса!
Это был «Паслей» — они тотчас узнали его. Зафрахтованный бриг «Паслей», отличный ходок, несся на всех парусах, подгоняемый свежим бризом от норд-веста, способным увлечь все что угодно.
— Взгляните, сэр, — продолжал Бабингтон, бесцеремонно плюхнувшись рядом на траву и протянув капитану небольшую бронзовую подзорную трубу. У трубы было незначительное увеличение, но сигнал, поднятый на стеньге «Паслея», удалось прочитать без труда: «Обнаружен противник». — А вон и корабли противника, сэр, — сказал мичман, указывая на поблескивающие марсели, различимые над темной полоской земли у входа в пролив.
— За мной! — воскликнул Джек и, тяжело дыша и постанывая, стал карабкаться наверх, а затем кинулся изо всех ног к башне, самой высокой точке на Гибралтарской скале.
Там находились несколько каменщиков, работавших в здании, гарнизонный офицер-артиллерист с великолепной подзорной трубой и несколько солдат. Артиллерист любезно протянул Джеку свой оптический прибор. Положив трубу на плечо Бабингтона, капитан аккуратно навел ее на фокус и, посмотрев в нее, произнес:
— Это же «Сюперб». И «Темза». Затем три испанских трехпалубника. Один из них, я почти уверен, это «Реал Карлос», во всяком случае флагманский корабль вице-адмирала. Оба семидесятичетырехпушечника. Нет, один семидесятичетырехпушечник, а второй, пожалуй, восьмидесятипушечник.
— «Аргонаута», — объяснил один из каменщиков.
— Еще один трехпалубник. И три фрегата, два из них — французские.
Англичане молча наблюдали за уверенным, спокойным движением кораблей. «Сюперб» и «Темза» находились всего в миле от объединенной эскадры, входившей в пролив. Огромные, первоклассные испанские корабли-красавцы неумолимо приближались. Каменщики отправились обедать. Ветер повернул в вестовую четверть. Тень от башни повернулась на двадцать пять градусов.
Обогнув мыс Кабрита, «Сюперб» и фрегат направились прямо в Гибралтар, в то время как испанцы пошли в бейдевинд, взяв курс на Альхесирас. Теперь Джек мог убедиться, что их флагманский корабль действительно стодвенадцатипушечник «Реал Карлос», один из самых крупных кораблей, когда-либо спущенных на воду; что один из остальных трехпалубников имел такое же вооружение, а третий — девяносто шесть орудий. Это была весьма грозная сила — четыреста семьдесят четыре крупнокалиберных орудия, не считая сотни с лишним пушек, установленных на фрегатах. Причем все корабли удивительно хорошо управлялись. Они встали на якорь под защитой испанских батарей, проделав маневр так четко, словно находясь на параде, наблюдаемом королем.
— Неплохой денек, сэр, — проговорил Моуэт. — Я так и подумал, что вы должны быть здесь. Я принес вам пирог.
— Большое спасибо, — воскликтгул Джек. — Я чертовски голоден. — Отрезав кусок, он тотчас съел его.
Поразительно, до чего изменился флот, подумал Джек, отрезая другой кусок. В свою бытность мичманом он ни за что на свете не заговорил бы со своим капитаном и уж не стал бы приносить ему пироги. А если бы и пришла ему в голову такая мысль, он ни в жизнь не отважился бы осуществить ее.
— Позвольте разделить с вами компанию, сэр, — произнес Моуэт, усаживаясь рядом. — Думаю, они прибыли, чтобы выручить французов. Как вы считаете, мы их атакуем, сэр?
— «Помпеи» в течение ближайших трех недель не сможет выйти в море, — подумав, ответил Джек Обри. — «Цезарь» получил тяжелые повреждения и должен поставить себе новые мачты. Но если он даже будет готов до того, как противник отправится в плавание, мы сможем выставить пять кораблей против десяти неприятельских или девяти, если исключить «Ганнибал». Тремстам семидесяти пяти орудиям будут противостоять семьсот орудий с лишним, если обе неприятельские эскадры соединятся. Кроме того, нам не хватает людей.
— А вот вы бы их атаковали, верно, сэр? — спросил Бабингтон, и оба мичмана весело засмеялись.
Джек задумчиво покачал головой, и Моуэт продекламировал:
И гарпунеры встанут в ряд
И сонного кита сразят.
— Что за громады эти испанские корабли, сэр, — продолжал Моуэт. — Экипаж «Цезаря» обратился к начальству с просьбой разрешить им работать день и ночь. Капитан Брентон сказал, что они могут работать весь день, а ночью должны стоять на вахте. Они складывают на молу кучи можжевельника, чтобы жечь костры для освещения.
При свете таких костров Джек Обри наткнулся на капитана Китса, командира «Сюперба», который шел с двумя своими лейтенантами и каким-то гражданским. После удивленных восклицаний, приветствий и представлений капитан Китс пригласил Джека отужинать с ним. Они как раз возвращались на корабль. Конечно, трапеза будет не бог весть какая, но подадут настоящую гемпширскую капусту из собственного огорода капитана Китса, доставленную на борт «Астреи».
— Очень любезно с вашей стороны, сэр. Я вам очень признателен, но вы должны меня извинить. К несчастью, я лишился «Софи» и осмелюсь предположить, что вы, вместе с большинством других капитанов первого ранга, будете находиться в составе трибунала, который будет судить меня.
— Ах вот как, — отозвался капитан Китс, неожиданно смутившись.
— Капитан Обри совершенно прав, — менторским тоном произнес штатский.
В этот момент посыльный сообщил, что капитана Китса срочно вызывает адмирал.
— Что это за дохлый шпак в черном сюртуке? — спросил Джек своего знакомого — Хиниджа Дандеса, капитана «Калпа», спустившегося по лестнице.
