— Переворачивай!
Через двадцать восемь секунд старшина-рулевой, державший песочные часы на уровне глаз, воскликнул:
— Стоп!
Моуэт задержал лаглинь почти на третьем узле, выдернул колышек и направился к грифельной доске, чтобы записать скорость судна: «три узла». Старшина-рулевой кинулся к большим песочным часам, перевернул их и решительным голосом произнес: «Джордж!» Морской пехотинец шагнул вперед и от души пробил четыре склянки. Секунду спустя разверзся ад: во всяком случае, так показалось проснувшемуся Стивену Мэтьюрину, который первый раз в своей жизни услышал жутковатые сигналы боцмана и его помощников, без устали подававших свистками команду «Койки вязать!» Он слышал топот ног и чей-то грозный, потусторонний голос: «Всем на палубу! Всем на палубу! По местам! По местам! Подниматься на вахту! Кончай ночевать! Живо подниматься! По местам! Вот я иду, с острым ножом и чистой совестью!» Стивен услышал три глухих удара — это три заспанных новобранца шлепнулись на палубу. Услышал брань, смех, удар линька по телу, когда помощник боцмана принялся потчевать им замешкавшихся. Затем снова послышался еще более громкий топот: пять или шесть десятков матросов кинулись по трапам вверх, чтобы сложить койки в бортовые сетки.
На палубе формарсовые принялись орудовать помпой, а баковые окатывали полубак забортной водой, которую качали марсовые; грот-марсовые мыли правый борт шканцев, а матросы, обслуживавшие шканцы, драили остальное, орудуя брусками пензы, до тех пор, пока вода не стала похожей на снятое молоко из-за смеси мелких частиц камня и дерева палубы. Молодежь и зеваки — те, кто работал целый день, — помпами откачивали воду, собравшуюся ночью в льялах, а подопечные старшего канонира обхаживали четырнадцать четырехфунтовых пушек. Но больше всего доктора завораживал топот множества ног.
«Неужели стряслось что-то необычное? — подумал Стивен, вылезая со всеми предосторожностями из койки, напоминавшей гамак. — Сражение? Пожар? Опасная пробоина? Неужели они так встревожены происшедшим, что не удосужились предупредить меня, забыли, где я?» Он поспешно надел панталоны и вскочил так резко, что ударился о бимс и растянулся на рундуке, схватившись за него обеими руками.
— Что вы сказали? — спросил он, услышав чей-то голос, который донесся до него как сквозь туман.
— Я сказал: «Вы не расшибли себе голову, сэр?»
— Расшиб, — отозвался Стивен, разглядывая свои руки. К его удивлению, на них не было даже следов крови.
— Старые бимсы, сэр, — прозвучал необычно размеренный, назидательный голос, каким на море разговаривают с сухопутными людьми, а на суше — с недоумками. — Надо быть с ними поосторожней, они такие… такие низкие. — Откровенно недоуменный взгляд Стивена напомнил буфетчику о причине его визита. — Не угодно ли вам будет пару котлет на завтрак, сэр? Или бифштекс? В Магоне мы закололи вола, так что мяса у нас предостаточно.
— Вы уже на ногах, доктор! — воскликнул Джек Обри. — Доброе утро. Надеюсь, вам хорошо спалось?
— Превосходно, благодарю вас. Эти подвесные койки — великолепное изобретение, честное слово.
— Что бы вы хотели на завтрак? На палубе до меня из кают-компании донесся запах бекона, приятнее которого я в жизни не помню — куда там тягаться ресторану! Как вы отнесетесь к яичнице с ветчиной, а вдобавок — к бифштексу? И еще к чашке кофе?
— Ваши мысли в точности совпадают с моими! — воскликнул Стивен, которому предстояло наверстать упущенное по части продовольствия. — Как мне представляется, неплохо бы еще прибавить к этому лук в качестве противоцинготного средства. — При слове «лук» он почти ощутил запах луковой поджарки, почувствовал нёбом ее терпкий вкус и с усилием проглотил слюну. — Что стряслось? — спросил доктор, вновь услышав дикий вой и топот ног.
— Экипажу дана команда спускаться к завтраку, — небрежно ответил Джек Обри. — Приготовьте-ка нам бекон, Киллик. И кофе. Я страшно голоден.
— Как мне спалось? — продолжил Стивен. — Это был глубокий, освежающий сон, никакое снотворное, никакие настойки опия не способны на это. Но мне стыдно за свой внешний вид, за то, что так заспался, за небритую, мерзкую физиономию, не то что вы — свеженький как огурчик. Прошу прощения, я вас оставлю на минуту.
Вернувшись с гладко выбритым лицом, Стивен продолжал:
— Отличная штука эти современные короткие артериальные лигатуры — их изобрел один военно-морской врач из Хазлара. Я только что вспомнил о нем, едва не задев бритвой сонную артерию. Наверняка, бреясь во время качки, моряки получают множество ужасных резаных ран?
— Я бы этого не сказал, — отозвался Джек Обри. — Думаю, все дело в привычке. Кофе? Сущая напасть для нас сорванные пупки — забыл, как этот недуг называется по-ученому, — и оспа.
— Грыжа. Вы меня удивили.
— Грыжа, она самая. Частое явление. Примерно половина членов экипажа страдают ею, поэтому мы поручаем им работу полегче.
— Ничего удивительного, если учесть условия работы моряков. А характер их развлечений, разумеется, объясняет то, что они болеют оспой. Помню, в Магоне я видел группы моряков — веселых, танцующих и поющих вместе с оборванцами. Помнится, там были матросы с «Отважного» и «Фаэтона», но с «Софи», кажется, не было никого.
— Это верно. Экипаж шлюпа вел себя на берегу тихо. Да и понятно почему. Никаких наград они не получали, разумеется, у них не было призовых денег. Только с призовыми деньгами матросики веселятся на берегу — ведь жалованье у них грошовое. Что теперь скажете о бифштексе и еще одной чашке кофе?
— Буду весьма признателен.
— Надеюсь, буду иметь удовольствие познакомить вас за обедом с моим лейтенантом. Похоже, он настоящий морской волк и притом джентльмен. Нам с ним предстоит много работы: надо будет расписать членов команды и распределить между ними обязанности — как говорится, составить вахтенное и боевое расписания. Еще надо найти вам и мне прислугу, и вдобавок-вестового. Для этой роли вполне подойдет кок из кают-компании.
* * *
— Мистер Диллон, будьте добры, постройте экипаж корабля, — произнес Джек Обри.
— Мистер Уотт, — обратился к боцману Джеймс Диллон. — Собрать весь экипаж.
Боцман повторил команду, и все его помощники поспешили вниз, вопя: «Все наверх!» Вскоре палуба судна — от грот-мачты до полубака — потемнела от людей. Все матросы, даже кок, вытирали руки. Кок вытер их о фартук и, сложив его, сунул к себе за пазуху. Экипаж с довольно растерянным видом выстроился, разбившись на две вахты вблизи левого борта. Новички сгрудились посередине. У них был какой-то жалкий, пришибленный вид.
— Экипаж построен для поверки, сэр, — приподнимая треуголку, доложил Джеймс Диллон.
— Превосходно, мистер Диллон, — отозвался капитан. — Выполняйте свои обязанности.
По совету казначея писарь принес судовую роль, и лейтенант начал перекличку:
— Чарлз Столлард.
— Я, сэр, — откликнулся Чарлз Столлард — матрос первого класса, доброволец с «Сан-Фиоренцо», принятый в состав экипажа «Софи» 6 мая 1795 года двадцати лет от роду. Записей в графе «прогулы», «венерические заболевания», «пребывание в заразных кварталах» не имеется, получил из-за рубежа десять фунтов. Очевидно, малый ценный. Он шагнул к правому борту.
