Аттила готовился атаковать Запад, и перед его защитниками встала проблема, каким путем будет развиваться его нападение. Гунн обрушился на вестготов, но Аэций, который был умнее врага, сомневался, не станет ли жертвой Аттилы вся Италия, а не только Галлия. Он ошибался. Варвар оставался варваром, он верил только в свои хвастливые заявления.
Огромная разноплеменная армия варваров собралась у Дуная и в провинции к югу от реки. Эта орда насчитывала не менее полумиллиона человек, и все они были опытными воинами. У каждого племени был свой вождь, среди которых самыми знаменитыми считались вожди гепидов и остготов; но все они, как один, трепетали перед Аттилой, который имел в своем распоряжении самое мощное и многочисленное воинство, которое когда-либо угрожало цивилизации. И эта волна варварства была готова обрушиться на Галлию.
План Аттилы — если вообще его замысел можно назвать планом — был хорошо продуман. Напасть на Галлию было куда легче, чем на Италию, да и вообще она имела для будущего римской цивилизации куда меньшее значение. Но она была самым сердцем Европы. И разрушить его означало уничтожить будущее.
Собрав свое бесчисленное воинство на берегах Дуная, Аттила разделил его на две части. Первой следовало идти к Рейну по правому, или южному, берегу Дуная по протяженной римской военной дороге, мимо всех римских крепостей на границах империи, каждая из которых, если она попадалась по пути, подлежала разрушению. Второй предстояло двигаться по левому, или северному, берегу Дуная и встретиться с первой у истока реки, где в густых германских лесах они должны были обеспечить себя материалами, необходимыми для прохода через Галлию. Здесь, пока они тысячами рубили деревья, и состоялась встреча с франками. Они покинули или убили своего молодого короля, которому покровительствовал Аэций, и примкнули к своим братьям под знаменами Аттилы.
Главной заботой, с которой тут же столкнулся Аттила, была переправа через Рейн, и он отдал приказ готовить материал для наведения мостов. Поэтому его армии и вырубали деревья в древнем лесу. Если бы при переправе он встретил сопротивление, она стала бы невозможной или, во всяком случае, очень трудной. Сопротивление, однако, не было оказано, и, чтобы понять почему, мы должны уяснить политическое положение в Галлии.
В течение предшествовавшего полустолетия обширная провинция Галлии понесла серьезный урон, хотя и не такой тяжелый, как Британия, которая едва не исчезла с карты мира, и не такой безнадежный, как Африка, полностью потерянная для цивилизации. Вот что случилось: всё, вплоть до самых отдаленных частей Галлии, было занято варварами, так же как и та область ее, отгороженная от Запада Юрскими горами, где обосновались бургундцы. В Северной Галлии, которую мы ныне зовем Пикардией, Бельгией и Люксембургом, обитали франки: к западу от городов Арраса, Камбрэ, Амьена — салические франки, а к востоку, по обе стороны Рейна, у городов Кельн и Кобленц — рипарианские франки. К югу от салических франков саксонцы занимали побережье и нижнее течение Сены, к югу от них до Луары лежала Арморика и до самых Пиренеев тянулась изолированная провинция Бретония, а всю Аквитанию занимали вестготы под водительством Теодориха. Тем не менее Центральная Галлия с городами Мец, Страсбург, Орлеан, Лион, Вена, Арль и Лютеция, или Париж, оставалась под властью римлян и управлялась ими, что, несмотря на разруху и очень заметную клерикализацию, было реальностью.
Если Аттила склонится к решению покарать вестготов, то ему, конечно, придется пройти через эту еще римскую, но уже христианскую провинцию Центральной Галлии, а опыт и Востока, и Запада дал знать правительству империи, что такой поход означал, что каждый город по пути будет разрушен и разграблен, а его жители перебиты. Естественными границами Галлии на востоке были Рейн и горы. Если удастся их удержать, то Галлия будет спасена, а потеря их означала уничтожение провинции. К сожалению, на Рейне отбросить Аттилу не удалось. Сдержать его было невозможно, потому что место основной переправы у современного Кобленца было в руках франков, а дополнительный брод у Аугста — ныне деревушка между Бале и Мулхаусом — у бургундцев. Эти ворота были распахнуты настежь, и именно через них Аттила прорвался к сердцу Запада.
Конфлуентес (Кобленц) стоял у места впадения Мозеля в Рейн, где слева от Мозеля большая римская дорога вела на юго-запад к Аугуста-Треверорум (Треве), а там уже брал начало целый ряд дорог, пересекавших Галлию во всех направлениях. От Конфлуентеса тоже на север по левому берегу Рейна тянулась дорога через Бонн к Кельну, откуда большая трасса снова уходила на запад и юг через те места, что сегодня называются Бельгией и Пикардией. Похоже, что этот основной путь Аттила и избрал для своего наступления. У южного входа в Аугуста его армиям пришлось подождать встречи, чтобы, возможно, отразить атаку из Италии или нанести поражение нападавшим.
Аттила двинулся в поход в январе, а в марте он уже стоял у ворот Галлии на Рейне. Его ждали весна и лето, в течение которых он собирался разрушить и уничтожить то, что было недоступно его пониманию.
Глава 6
ПОХОД АТТИЛЫ ОТ РЕЙНА К ОРЛЕАНУ
Под крушение римской администрации, которая существовала здесь последние пятьдесят лет, и в страхе перед вторжением орд Аттилы, по всему Рейну в этой богатой провинции Галлии, многие, если не все жители городов, которые считались римскими, но к тому же были и христианскими, постоянно и настойчиво размышляли, кто и что придет на смену их разрушенным институциям. Мы видим это в Меце, в Реймсе, в Орлеане и, кроме того, как и следовало ожидать, в Париже. Известна и судьба этих городов, и как они встретили ее; и пусть даже она необъяснима и при нашем скептицизме почти невероятна, она тем не менее ясно указывает на условия, духовные и политические, существования общества, которое все еще считалось римским. Именно христианство нанесло поражение Аттиле в Галлии, и именно оно единственное позже не позволило ему разрушить Италию. Подлинной победой, несмотря на мощные удары Аэция, стала победа духовная — христианство одержало верх над язычеством.
Так что если мы проследим за путем Аттилы, то сразу же станет ясно, что его поражение было победой христианства. Он начал свой поход с переправы через Рейн у Конфлуентеса и вторгся в бельгийскую Галлию. Мец пал. «В самый канун дня Святой Пасхи, — говорит Григорий Турский, — гунны появились из Паннонии и, сжигая все на своем пути, вошли в Мец. Они предали город огню, убивали налево и направо его жителей, даже священников перед Божьими алтарями. От города не осталось ничего, кроме часовни великомученика Стефана». Далее он предполагает, что часовня сохранилась лишь потому, что сам святой Стефан воззвал к помощи святых Петра и Павла, которые к тому времени уже заменили собой Ромула и Рема, как представителей Рима, поскольку сам Рим стал столицей уже не столько мира, сколько христианской церкви.
Вся нынешняя Лотарингия склонилась перед факелом гунна. Он вошел в Шампань. Пал Реймс. Его жители разбежались по окружающим лесам. Святой Никасиус, епископ, был зарублен перед алтарем, когда читал 118-й псалом: «Душа моя истаивает от скорби; укрепи меня по слову Твоему». Его сестра Эутропия, ужаснувшись жестокости завоевателей, ударила убийцу по лицу и была зарублена вместе с братом. Мы читаем, что внезапно храм сотрясся от ужасного грохота, и гунны в суеверном страхе покинули его, оставив полуразрушенный город. На следующий день жители стали возвращаться к его руинам. Двинувшись от Реймса, гунны заполонили всю Северную Галлию, которая от Марны до Рейна превратилась в пустыню. Все бежали и спасались — обездоленные и беспомощные. Жители маленьких городков сначала бежали в города побольше, а затем вместе с крестьянами скрывались в леса и холмы. Такова судьба одного из подобных маленьких городков, который позже обрел известность, став подлинной столицей Запада, — Лютеции, или Парижа; при всей необычности эпизода его обороны, она была очень характерна.
