Стена, разрезающая Берлин по оси север-юг, тянется в длину на 15 километров, толщиной от полуметра до метра, высота варьируется от 2 до 4 метров, а общая площадь равна 9500 кубическим метрам. Бетонные блоки, из которых она сделана, покрыты цементом или цветным пластиком. 130 километров колючей проволоки дублируют или удлиняют ее, она установлена на крышах всех приграничных домов. 65 дощатых перегородок загораживают вид повсюду, где жители двух Берлинов могли бы издали обмениваться знаками. 189 наблюдательных вышек, оборудованных прожекторами, позволяют народной полиции следить за границей день и ночь. 185 запрещенных зон охраняются немецкими овчарками, привязанными к цепям, скользящим по горизонтально закрепленному кабелю. Ловушки, ощетинившиеся колючей проволокой, погружены в воду Шпрее и канала Тельтов — повсюду, где их течение совпадает с границей.
И все-таки между двумя Берлинами происходит странный диалог. Восток выбрал устную речь. Западный — письменную. С помощью 43 громкоговорителей социалистический голос клеймит западные толпы, постоянно волнующиеся у «нынешней границы». Он говорит, что отныне непрекращающиеся провокации капиталистов разобьются об «оплот мира». Он вещает, что, благодаря стене, третья мировая война, которую хотели развязать нацистские реваншисты, задушена в зародыше. Он говорит, что торговцы человеческой плотью, заманивающие трудящихся Германской Демократической Республики на Запад ложными обещаниями, вынуждены будут прикрыть свой постыдный траффик.
В это время с Запада, с угла Потсдамерштрассе и Потсдамерплатц, светящаяся газета катапультирует свои новости с вознесенного металлического экрана. Die freie Berliner Presse meldet…
[20]
Можно также пожертвовать одну марку и купить одну из газет, напечатанных гигантскими буквами, и развернуть ее в двух шагах от наблюдательных вышек, буквы различимы с помощью бинокля на расстоянии в 150 метров. Но восточная публика — в отличие от западной — не толпится у подножия стены. Поэтому эти послания предназначены в основном для полицейских, сторожащих границу. Но ребятам из народной полиции и Национальной народной армии, подвергающимся этой психологической атаке, приходится очень туго. Надписи на щитах призывают западных берлинцев к милосердию по отношению к ним. Они напоминают, что с 1949 года 23 000 представителей народной полиции дезертировали на Запад. «Это самая ненадежная армия в мире из всех когда-либо существовавших. Число жертв пограничников было бы в два раза больше, если бы приказ открывать огонь немедленно в случае попытки нелегального перехода границы выполнялся буквально. Не оскорбляйте их! Постарайтесь увидеть человека под униформой. Устанавливайте контакт с помощью дружеских жестов. Сделайте усилие. Оно принесет больше пользы в деле уничтожения стены, чем взрывчатка».
Впрочем, то, что называют с одной стороны «постыдной стеной», а с другой — «оплотом мира», было вначале, в некоторых секторах, всего лишь мотками колючей проволоки, лежащими посреди улицы. Толпы собирались там с обеих сторон. Обменивались знаками, письмами, посылками, иногда даже передавали маленьких детей. Вот тогда Фопо подверглись самому суровому испытанию. 14 000 пограничников — из них 11 000 солдат 1, 2 и 4-й бригад, усиленные каждая курсантским полком из 1000 военнослужащих, — все они были в большинстве своем юные новобранцы, плохо подготовленные к такой особой миссии. Однако инструкции были четкими. Пограничники должны были нести свои восемь часов вахты парами, составленными по мудрому принципу неравенства. Таким образом спаривали холостяка с отцом семейства, саксонца с мекленбуржцем, юнца с ветераном. В идеале они не должны были раньше быть в одном дозоре, и после этого тоже. Устав требовал, чтобы за все долгие часы вахты они не удалялись друг от друга больше чем на 25 метров. Если один из них дезертировал, второму вменялось в обязанность убить его.
Инструкции на случай нарушения границы. Когда беглец подбегал к первому препятствию, например, к рогатке, пограничник должен был крикнуть: «Стой! Часовой! Руки вверх!». Если тот, к кому обращались, не повиновался, следовал предупредительный выстрел. Если и после предупреждения тот продолжал бегство, тогда пограничник открывал огонь независимо от того, какое число препятствий еще предстояло преодолеть беглецу. Если же тот был так близко от границы, что предупредительный выстрел давал ему шансы на успех, солдат должен стрелять прицельно, без всякой задержки. Если же он находился на самой стене, не нужно было бояться, что он упадет на территорию Западного Берлина, потому что человек от удара пули падает всегда в ту сторону, откуда произведен выстрел. Важно избегать опасности ранить прохожих, полицейских или западных солдат. Из этого следовало, что пограничник должен стрелять либо параллельно границе, либо так, чтобы пули ушли в небо. В случае если члены Красного Креста из Западного Берлина попробуют снести колючку, чтобы помочь беглецу, нужно открывать огонь, но не стрелять в западных солдат.
Помимо инструкций будущим стражам границы задавался классический вопрос: «Какова будет ваша реакция, если вы обнаружите, что беглец — ваш брат?» Правильный ответ: «Дезертир уже не брат, а враг народа, предатель общества, которого нужно нейтрализовать любыми средствами».
* * *
Опытный взгляд из публики на Потсдамерплатц заметил странное поведение одного из полицейских на посту на Лейпцигерштрассе, перед фасадом Дома министров. Стали присматриваться. Почему он один? Почему бросает взгляды то направо, то налево? Под тенью каски угадывается очень юное лицо, на котором непосредственно отражаются все его чувства. Атмосфера — напряженная, неустойчивая, беспокойная. Что-то должно случиться, ситуация становится все более опасной. В толпе кто-то не выдерживает: «Беги! Давай беги!» Фопо бросает последний взгляд назад — в сторону, откуда может прийти смерть. И вот он решается. Бросает ружье, бежит, преодолевает рогатку, еще две, перелезает через решетку. Его окружают западноберлинские полицейские, уводят. Его допрашивают. Да, он холостяк. Да, у него остались родные на Востоке, мать. И старший брат. Но он не боится, что они будут подвергнуты репрессиям, ведь его брат — полицейский функционер. Он позаботится о матери. А ему ничего не сделают. Самое большое — этот инцидент замедлит его продвижение по службе, но это тоже неплохо. Полицейские не должны слишком быстро делать карьеру, особенно на Востоке. И вот, смотрите — один брат сейчас по ту сторону стены, а другой — по эту.
Он нервно смеется. Но толпа хочет его видеть. И он выходит из полицейской будки, наклонив голову, улыбаясь пьяной улыбкой. Вечером его будет ждать радио, телевидение. Его жизнь только что резко переменилась. Раскололась на две части. Толпа рассеивается. Еще один..
* * *
Поль уже три дня гостит у фрау Сабины Краус в ее ветхой квартире на Бернауэрштрассе, 28. Приехав, он подумал, что этот адрес — для него хороший знак. Бернауэрштрассе проходит водоразделом между районом Веддинг во французской зоне и Митте — в советской. Тротуары, дорога и дома в ее северной части находятся в Западном Берлине. Дом номер 28 принадлежит Восточному Берлину, как и все дома в южной части улицы. Но стоит выйти с другой стороны — и ты уже во французском секторе. Поль-ткач доволен этим двусторонним местоположением.
