Книга Алжирские тайны, страница 13. Автор книги Роберт Ирвин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Алжирские тайны»

Cтраница 13

— В более широком смысле мой вопрос таков: одобряет ли армия в целом новый курс французского правительства? Не думаю, чтобы кто-нибудь не знал о повсеместном беспокойстве, вызванном, как считают некоторые, «деголлевской изменой в Алжире». Об этом можно сожалеть, но, игнорируя факты, мы ничего не добьемся. В определенных кругах поговаривают о необходимости демонстрации силы со стороны достойных доверия групп. У майора Кено имеется список полковников десантных войск, который он в случае необходимости вам покажет. Офицеры, чьи фамилии внесены в этот список, проявляют беспокойство по поводу угрозы общественному порядку и вероятности жертв среди гражданского населения в ситуации, подобной той, которую мы предусматриваем. Жандармерия не возьмется за расчистку улиц, если армия не обеспечит ей прикрытие. Невозможно представить себе, что новобранцев бросят против французов в городах. Так вот, сюда мы, разумеется, приехали для того, чтобы выяснить, какую позицию займет Легион.

Рауль садится. Вращая своими блестящими белыми глазами, полковник оглядывает погрузившееся в полумрак помещение. Все внимательно слушали и теперь сидят насторожившись. В своем выступлении Рауль проявил нехарактерную для себя осмотрительность, но все мы понимаем, о чем шла речь: о восстании, государственном перевороте, об уличных демонстрациях, организованных милицейскими отрядами алжирцев европейского происхождения и молодежными группировками и рассчитанных на то, чтобы вынудить армию официально заявить, что она не имеет права стрелять в гражданское население. Это заявление, в свою очередь, стало бы всего лишь прелюдией к заговору против де Голля и его министров в самой Франции. Наша Пятая особая рота Легиона может сыграть во всем этом решающую роль. Речь отличалась напыщенным стилем, даже лицемерием, однако перед глазами у моих соратников возникает та же картина, которую видит, но не решается описать Рауль: стены, обклеенные прокламациями, брошюрки, кружась падающие на землю из окон административных зданий, возводящиеся баррикады, танки, курсирующие по улицам. Ну а потом — бурные дни победившей революции, женщины, крепко обнимающие военных и влезающие на танки с гирляндами цветов, безоглядные проявления солидарности и любви — время надежды.

Предатель среди предателей, я сижу, слушая, как осторожно и высокопарно рассуждают об измене родине эти люди, обреченные тупицы, вынужденные общаться со студентами-агитаторами и крайне взвинченными бакалейщиками. Мне чудится, будто в полумраке зала собрались призраки Дьен-Бьен-Фу, шепотом призывающие их отомстить за позор, которым покрыли себя французские войска в Индокитае. Я понимаю, что Легион постепенно приближается к катастрофе. Они думают, что это решение поможет им покончить с чувством стыда и нерешительностью. Но они не имеют понятия ни о материальном базисе перемен, ни о необходимости в революционном пролетариате, и потому их путч — не что иное, как китч. Те, кто не сообразует свои действия с направлением исторического процесса, обречены на бессилие. Я им, конечно, сочувствую, но жизнь они проживут впустую.

У Жуанвиля свои дурные предчувствия.

— В этой роте чересчур много венгров, — невразумительно бормочет он.

Окидывая взглядом зал, я вижу, что меня окружают друзья. Мы вместе пережили и веселые времена, и тяжелые. Выпили море пива. Я рад, что у меня хватило духу предать их. Кое-кому может показаться, что с Рокруа у меня особенно тесная связь, узы, сотканные из слов, но для слов слишком прочные. Рокруа стал для меня в Алжире тем, кем был во Вьетнаме Мерсье. Во время охоты на феллахов в горах Джебель мы с Рокруа говорили не только о семьях, солдатской одежде и женщинах, но и о принципиальных вещах. Мы говорили до тех пор, пока не начинало казаться, будто нам удалось наконец докопаться до истины (с женщинами подобные разговоры не ведут), хотя всякая истина, по-моему, имеет двойное дно. Сейчас мы с Рокруа обмениваемся улыбками через стол. Но опытом я с ним не обмениваюсь, а мой опыт подсказывает мне, что Рокруа — один из тех, кто заинтересован в насильственном продолжении экспроприации и угнетения несчастных людей, которым эта страна принадлежит по праву. Облавы, пытки, изнасилования — ни парой кружек пива, ни передачей некоторых конфиденциальных сведений тут дела не поправишь.

Наверняка кое-кто скажет, что мне промыли мозги вьетминевцы, но посмотрите на этих людей, узников своего сословия, своего общественного положения! Разве это свобода? Да и кто не подвергается обработке? Жизнь всем промывает мозги. Мои учителя в центре перевоспитания в Ланг-Транге, на берегу Тонкинского залива, попросту извлекли у меня из головы все, что вбили туда родители, лицей и Сен-Сир. По-моему, результатом стала значительно большая объективность.

Шанталь — единственная, кто выступает без околичностей. Она говорит о том, что надо раздавить красных и так называемых либеральных интеллигентов. Во время ее выступления Жуанвиль, не в силах вынести столь грубой прямоты, вжимается в стул. (Жуанвили — старые денежные мешки, а де Серкисяны, безусловно, новые.) Резко оборвав Шанталь, Жуанвиль подводит черту под прениями наших осторожных мелких заговорщиков:

— Окончательного ответа на этом совещании дать нельзя. Мне кажется, что мы непрерывно маршируем под звуки невидимого барабана. Он где-то далеко в пустыне, но его всегда можно услышать, стоит только остановиться и хорошенько прислушаться. Не мне говорить вам, кто на этом барабане играет, но все мы должны прислушаться к голосу своей совести, а в спешке это не делается. Есть еще вопросы?

Рокруа шепотом говорит Делавину, что был бы не прочь узнать, когда мы наконец доберемся до песчаной розы, скорпиона и самовара, но Жуанвиль не слышит…

— В таком случае переходим ко второму вопросу повестки дня.

Ну что ж, настала пора моего отчета об охране — вернее сказать, об отсутствии охраны — коммуникаций между фортом и Алжиром. Мой доклад, по крайней мере, так же скучен, как и все, что происходило ранее. В душе я ликую оттого, что способен нести подобный вздор, но слежу за тем, чтобы мой голос наводил такую же скуку, как и само сообщение. Оно носит самый общий характер. В своем докладе я требую повышенного внимания к нуждам службы безопасности. Паникерство было бы неуместным, и я подчеркиваю, что понадобится еще время для дополнительных перепроверок.

Пока я выступаю, все то и дело тянутся за сигаретами, а стулья то и дело скрипят. Я уже давно стараюсь прослыть плохим, скучным оратором. Полковник Жуанвиль берет песчаную розу и принимается созерцать ее призматические поверхности.

Я упорно продолжаю. Безусловно, были упущены кое-какие возможности, а во время недавних карательных операций против повстанцев допущено несколько досадных ошибок. Нельзя категорически отвергать вероятность существования в наших рядах двойного агента, даже на самом высоком уровне. Понадобится проверка. Она потребует много времени. У меня нет четких рекомендаций. Я просто напоминаю присутствующим об уже принятых мерах безопасности. Разумеется, я бы приветствовал замечания и конкретные вопросы со стороны других членов комиссии по безопасности или наших высоких гостей.

— Я не люблю длительных проверок службы безопасности и не думаю, что в данном случае таковая потребуется, — говорит Жуанвиль, не сводя взгляда с песчаной розы, которая вращается у него в руках. — Кажется, вы хотите что-то сказать, Шанталь?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация