— Мистер Фергюсон, я понятия не имею, как мне лучше поступить. Если я назову определенную сумму, она может далеко не соответствовать подлинной стоимости мраморов. После всех хлопот и беспокойств, которые мы понесли, приобретая эти произведения искусства, было бы трагедией недооценить их.
Он сидел выпрямившись и внимательно прислушиваясь к каждому ее слову, будто для него не было ничего более важного, чем вникнуть в ее трудности и помочь в них. Почему этот человек так полон желания помочь женщине? Своим благородством он напоминал ей средневекового рыцаря из старинных легенд.
— Буду честна с вами. — Мэри внутренне поразилась тому, что собирается раскрыть правду об их финансовом положении. — Я нуждаюсь в средствах для оплаты долгов лорда Элджина, а они еще больше возросли после приобретения им мраморов. И должна признаться, что продать эти ценности и переложить на официальные органы заботу о них было бы великим облегчением для нас.
— Я давно заметил, как тяжелы для вас заботы об увлечении лорда Элджина.
— Могу только сказать, что моя неосторожность, которая позволила вам это заметить, огорчительна, — отвечала Мэри, но в душе была счастлива, что хоть кто-то заметил и оценил сделанное ею для мужа.
— Вы не правы, мадам. Мы проводили вместе много времени, и только бесчувственный чурбан мог бы не заметить, как много вы делаете для своего мужа.
Может ли человек быть таким добрым? Но она не должна отвлекаться посторонними рассуждениями. Ей требуется его помощь, а не сочувствие.
— Я бы не хотела принимать слишком торопливое решение, мистер Фергюсон, о котором и мой супруг, и я можем горько пожалеть. Потому я прибегаю к вашей помощи.
Мэри боялась, что затеяла опасную игру, полагаясь на человека, для которого каждое ее желание является законом, тем более сейчас, когда муж так далеко, а она уязвима и слаба. Но Элджин сам написал Роберту, прося его содействия в некоторых делах, так как принял решение распродать своих лошадей и остальное движимое имущество, чтобы оплатить долги. Даже Элджин вынужден был признать, что беременной женщине не справиться с такими сложными операциями. В то время как Фергюсон, человек со связями, может достаточно осторожно и осмотрительно управиться с продажей, например, картин или других предметов с аукциона.
— Мне так неприятно посвящать вас в мои проблемы, — сказала она, опустив голову.
— Чепуха!
Ее смущал его жадный взгляд, Роберт походил на голодного тигра, видящего перед собой добычу.
— Не выпьете ли чая?
«Но он так возбужден и взволнован, что хорошая порция бренди была бы более уместна», — подумала Мэри.
Неужели его чувства так возросли за время их разлуки? Сама же она эти последние месяцы была до такой степени поглощена возникшими трудностями, что едва ли вспоминала о своем бедном Роберте. Элджин говорил, что этот шотландец всегда покорен какой-нибудь красавицей, и, когда они виделись в последний раз, Мэри подумала, что является одной из многих более или менее привлекательных — и недоступных — женщин, в которых Роберт постоянно влюбляется. Но чувство, которое она читала в его глазах, едва ли напоминало легкое увлечение.
— И снова я полагаюсь на вашу помощь, — сказала она.
— Я буду служить вам все дни своей жизни, если мне это позволят.
Она откровенно не могла понять, как можно находить ее хоть чуточку соблазнительной в ее теперешнем положении. Она растолстела как ненормальная. Даже лицо лишилось своей привлекательной скуластости, располнев вместе с телом. Она невообразимо уставала и едва могла выносить собственное отражение в зеркале.
В его отношении к ней чувствовалось что-то совершенно иное. Но что бы ни происходило в его сердце, какие бы чувства ни обуревали его и как бы сильны они ни были, Мэри не могла поощрять их. Она должна дать Роберту понять, что ее настоятельные нужды важнее, чем обуревающие его страсти.
— Мистер Фергюсон, вы единственный из всех, кого я знаю в Англии, имеете достаточное влияние на французов, чтоб ходатайствовать об освобождении Элджина. Вы единственный, кому мы — мой муж и я — можем доверить распродажу нашей собственности. И вы единственный, на чьи суждения в вопросе приобретения правительством античных мраморов я могу положиться. Едва ли прилично взваливать на постороннего человека подобные заботы, но это так.
— Сэр Джозеф Бэнкс будет счастлив снова помочь вам. Если в Англии есть человек, способный дать адекватную оценку приобретенным вами древнегреческим ценностям, то это он. Познаниями сэра Джозефа можно только восхищаться. Я непременно поговорю с ним.
— Спасибо. Не знаю, как мы сможем отблагодарить вас, но даю слово, что непременно это сделаем!
Роберт вскочил с кресла так стремительно, будто с трудом мог дождаться времени, чтобы броситься на выручку Элджинам. Мэри рассмеялась его рвению. Он наскоро поцеловал ее руку и исчез за дверью.
Чувства были не самой важной деталью в разворачивающейся драме, ибо это была ее жизнь, а не опера и не роман. Мэри следовало сдерживать страсть, горевшую в глазах этого человека. Она сумела обуздать чувства красавца Себастиани, капитан-паши и других своих поклонников. Конечно, она сумеет справиться и с Робертом Фергюсоном.
Я отказываюсь иметь еще детей, Элджин. Никогда в жизни я так не страдала. Ужасные боли начались задолго до родов и продолжались чрезвычайно долго. В таких обстоятельствах жизнь является для меня непрерывной цепью мучений. В пятый раз я подвергаюсь таким страданиям. Я до того устала, что согласна закончить жизнь в монастыре. Возьми мою судьбу в свои руки, и каким бы ни было твое решение, я буду жить там и так, как ты прикажешь. Я согласна не видеть ни одной человеческой души, лишь бы прекратить агонию, которой мне больше не вынести.
Твоя все еще любящая жена
Мэри
Когда умер Уильям, Мэри думала, что вместе с ним потеряла и волю к жизни, но, найдя в себе силы сообщить мужу о своем отказе рожать и настоять на своем, она поняла, что обрела прежнее желание жить.
Во время этих родов ей явился Уильям. Она чувствовала, что расстается с жизнью, и вдруг — видение. Мэри сидит в прекрасном саду, светит солнце. Она кормит грудью сына, снова глядит в его чудные голубые глаза, и он отвечает ей таким же взглядом. Было ли на свете другое дитя столь же чуткое, отзывчивое, так крепко связанное со своей матерью? В этот момент она прочитала его мысль: «Мама, ты должна жить».
Она страдала в этот раз еще больше, чем в предыдущие, и последствия родов были даже более тяжелыми. На свет появилась Люси — еще одна чудная девочка. После видения Уильяма вместо молитв о смерти она стала молиться о жизни. Проходили недели, кровотечение и боли не оставляли ее, но она продолжала молиться. Таким было желание ее сына. Даже когда она не имела сил подняться с постели, она молила Бога оставить ее в живых.
Она стала понимать, что никто не заменит ей Уильяма. Мэри безумно любила всех своих детей, но Уильям был каким-то особенным. Возможно, причиной тому изгнание, в котором протекала тогда ее жизнь, разлука с остальными детьми, а может, то, что она нянчила и кормила его сама. Мэри понимала, что роди она еще хоть дюжину детей, ни один из них не заставит ее забыть Уильяма. Она много и часто писала в эти дни Элджину, давая ему почти ежедневные отчеты о развитии детей, но по-прежнему настаивала на своем, отказываясь иметь еще детей.
