— Послушайте, мистер Хант, — заговорила она, — и передайте, прошу, мои слова мистеру Лусиери. Если будет хоть малейший намек на сопротивление, то заявите местным властям, что я раздобуду от султана еще более категоричный фирман. Все знают, что госпожа валиде, мать султана, и капитан-паша принадлежат к числу моих друзей. Сомневаюсь, что после этого вам будут в чем-либо препятствовать. Лорд Элджин и я не потерпим вмешательства в наши планы.
— Хорошо, леди Элджин. — согласился священник.
— Умница, моя Полл. — Элджин уже несколько месяцев не называл ее этим ласковым именем. — И давайте позаботимся о том, чтоб наши усилия не оказались напрасными. Французы пытаются чинить мне препятствия, а если греки поднимут восстание, турки в отместку уничтожат каждый камень, оставшийся от древнегреческой цивилизации.
— Вы совершенно правы, лорд Элджин, — горячо согласился со своим собеседником Хант. — Нужно не оставлять здесь ничего, что они могли бы разрушить.
— Совершенно верно. Ни этой великолепной статуи Диониса, — поддержал его Элджин, — ни того прекрасного трона, на котором сидит моя жена. Все это следует немедленно увезти и отправить на наш склад. Эти мраморы прекрасно украсят наш сад в Брумхолле.
— Лорд Брюс! Вы просто маленький негодник! Овощи следует непременно скушать, иначе вы будете плохо расти и никогда не станете большим и сильным.
Мэри отослала сына спать, оставив его без порции сладкого. Мальчик не желал есть ничего, кроме мяса, отвергая блюда из овощей, рекомендованные доктором Скоттом для укрепления здоровья ребенка. Элджин убедил Мэри присоединиться к нему в поездке по Пелопоннесу, доверив детей воспитателям. В их отсутствие малышка Мэри сильно подросла и потолстела. Но Брюс, порученный заботам Эндрю, который относился к двухлетнему ребенку ровно так же, как относился бы к взрослому владельцу ленного поместья, рос неуправляемым.
Но он оставался ее милым первенцем, и Мэри приходилось отворачиваться от больших, вопрошающих голубых глаз, когда надо было строго отчитать его. Сейчас в Афинах она вела дом сама. Элджин организовал для них обоих еще одну поездку, в этот раз по центральным областям Греции, но она упросила его отправиться без нее. Не хотелось снова оставлять детей без присмотра, а самой трястись на осле. Ей уже довелось преодолевать верхом предательские горные тропы, едва не на четвереньках пробираться по грозящим обвалом археологическим развалинам, долгие ночи проводить в жалких хижинах и палатках. На седьмом месяце беременности, став неповоротливой и грузной, она боялась возвращения атак удушья. Возможно, из-за летней жары — она шла на пользу Элджину, но не он ведь вынашивал в чреве дитя — Мэри страдала, как никогда прежде. К счастью, доктор Скотт располагал неисчерпаемыми запасами опия, а этот препарат прекрасно успокаивал ее нервы и, как она полагала, предотвращал приступы удушья. По крайней мере, она сохранила крепкий ночной сон.
— Одна строчка от тебя — и я тут же примчусь обратно, дорогая, — пообещал ей Элджин при отъезде.
К нему вернулись его прежние мужественные и заботливые манеры после долгих недель верховых прогулок, лазанья по кручам и утесам и поездок под жарким солнцем.
— Я не стану звать тебя, как бы сильно мне этого ни хотелось, — ответила она.
Мэри про себя таила мысль о том, что без мужа сумеет управиться лучше. Античные древности — а их были тонны и тонны — хранились упакованными на складе в Пирее. С Акрополя они увезли все, что можно. Из одного только Парфенона было вывезено пятьсот двадцать четыре фута фриза, пятнадцать метоп и семнадцать статуй с восточного и западного фронтонов, считая прекрасную голову лошади. Четыре рельефа они забрали из храма богини Ники. Множество отливок, слепков, рисунков, описей и мерок оставались в Афинах. Статуя кариатиды ожидала погрузки на корабль, как и большое мраморное кресло из театра Диониса. Судьба Эрехтейона оставалась под вопросом до тех пор, пока не будет найден корабль для его транспортировки. Теперь дюжины больших и малых произведений искусства, что отыскал Элджин во время поездки по Пелопоннесу, стекались сюда, а сам он держал путь в Фивы для дальнейшей охоты.
Но лорд Нельсон продолжал отказывать ему в просьбах выделить даже одно военное судно для перевозки ценностей. Лусиери беспокоился, что турецкие власти, ответственные за греческие территории, начнут бить тревогу, оттого что поток мраморов покидает Акрополь.
Мэри опасалась, что в случае неудачи со своим афинским предприятием Элджин снова превратится в того болезненного ревматика, каким он был к концу их пребывания в Константинополе. И сейчас, по его отъезде, она думала, что видит возможность помочь мужу, и стремилась привести свой план в исполнение.
На борту «Мьютина», одного из кораблей королевского флота, в Афины прибыл капитан Хосте, двадцатидвухлетний шкипер, которого Мэри принимала в своем доме в Константинополе. Он был очень болен, туберкулез точил силы юноши, и Мэри устроила его в верхних комнатах дома, в котором обосновались они сами. Молодой человек не сомневался, что смерть стоит у него за плечами, но Мэри выходила его, обеспечив прекрасной здоровой диетой на молоке и сыворотке. Помимо этого она сумела убедить юношу в том, что его высоко ценит адмирал Нельсон, что он — краса королевского флота его величества, и она не позволит ему умереть так далеко от родного дома. Молодой человек не покидал корабля на протяжении уже девяти лет и все это время не виделся со своей семьей. Мэри была уверена, что именно это в значительной степени и вызвало его болезненное состояние. Она заботилась о юноше так, будто он был ее собственным сыном, хотя разница в возрасте между ними составляла всего около двух лет. Молодой моряк поправился, и когда он достаточно окреп, чтобы вернуться на корабль, Мэри отправилась с ним в порт, где подвела к складам и показала тюки, ждавшие отправления в Англию.
Что он мог сказать?
— Ваше судно, как сказал мне лейтенант, отправляется прямо на Мальту, капитан Хосте, — обратилась к нему Мэри. — Встреча с врагами практически исключена. И вы могли бы сделать для меня большое одолжение.
Юноша взглянул на свою заботливую опекуншу и клятвенно пообещал взять на борт столько ящиков, сколько возможно.
— Ничто не может быть для меня приятнее, чем оказать вам услугу, мадам. Но на этой неделе у греков какой-то праздник, и ни один из них не согласится выйти на работу. Как же нам доставить такой огромный груз на борт?
Но она уже обдумала эту проблему и нашла выход.
— Не беспокойтесь, капитан Хосте. Я вручила докерам небольшой бакшиш, и они пообещали все сделать.
Затем Мэри отправилась к Лусиери и потребовала, чтобы он, приостановив работы, выделил немедленно несколько человек для упаковки всех ценностей, которые еще оставались на Акрополе и ждали перевозки.
— Никогда не видел ничего подобного, леди Элджин, — отозвался итальянец, поняв, что от него требуется. — Я просто поражен вами.
В качестве дополнительных мер страховки Мэри обратилась также к капитану Доннелли, которому предстояло перевезти их семью обратно в Константинополь, и к капитану Кракрафту, командиру судна «Ансон». Мэри уделила особое внимание последнему, хоть он был старше, чем Доннелли и Хосте, а парик, который он носил, всегда сидел криво на его лысой, выбритой голове. Результатом этих усилий, для нее ничуть не удивительным, оказалось заявление капитана Кракрафта, что в качестве личного одолжения леди Элджин он готов погрузить на свой корабль все, что останется непогруженным на «Нарцисс». А так как увеличение этой коллекции было вполне возможно — кто мог знать, что Элджин привезет из Фив? — она провела переговоры и с другими офицерами, подкрепив свои позиции несколькими бутылками отличного вина и последними кругами сыра из семейных запасов. Когда их «Ментор» с Уильямом Гамильтоном на борту возвратился в Афины, Мэри лично убедилась в том, что места на нем достаточно для любых приобретений Элджина, которые он, возможно, сделает во время своих последних странствий по Греции.
