– Я же предупреждал их всех! – неожиданно взревел Эбнер, вскакивая со стула и нервно расхаживая взад-вперед по земляному полу. – Я не раз говорил Келоло…
– Послушай, что я хочу сказать, – так же спокойно продолжала Иеруша, поднимаясь со стула, чтобы быть поближе к супругу. – В эти критические времена ты должен быть ещё более спокойным и уравновешенным, чем обычно. И говорить убедительней. Вот ты мне сейчас рассказывал, как ты предупреждал эту троицу: Келоло, Кеоки и Ноелани: "Господь вас уничтожит!" Но ты не говорил мне о том, да и показывал на примере, как с помощью любви Христа ты пытался направить людей на путь истинный в эти тревожные дни. Я сама наблюдала за тем, как ты ожесточался. Эбнер, этому должен быть положен конец. Ты же сам разрушаешь все то положительное, что смог создать за долгие годы.
– Иногда мне кажется, что я вообще ничего не добился, – в сердцах произнес униженный и почти беспомощный священник.
Иеруша изловчилась и поймала мужа за руку, а затем повернула к себе и его измученное лицо:
– Мой дорогой и любимый супруг, – официальным тоном начала она, – если бы мне пришлось перечислять все те достижения и успехи, которых Лахайна достигла благодаря твоим усилиям, мне не хватило бы и оставшейся жизни. Вон, по смотри на ту девчушку, играющую в солнечных лучах. Если бы тебя здесь не было, её наверняка бы тоже закопали живой сразу после рождения.
– Когда я смотрю на неё, – печально ответил Эбнер, испытывая жгучую боль в сердце, – я вижу малютку Илики, самую милую из всех детей. И вот теперь капитаны передают её из рук в руки.
Таких слов Иеруша никак не могла ожидать от мужа, поскольку Хейл уже давно не вспоминал об Илики. Теперь же и сама Иеруша, подумав о своей любимой ученице, почувствовала, как глаза её наполняются слезами. Однако она сумела быстро справиться с ними.
– Если тем, что Илики пропала, она сумела произвести впечатление на своих соотечественников… Да, Эбнер, несомненно, это должно было потрясти их! – Иеруша остановилась и высморкалась, закончив свою речь строгим, почти командным тоном: – Мой дражайший советник, ты должен улыбаться. Ты должен читать проповеди, касающиеся высоких, благородных тем. Ты должен завоевать сердца этих людей путем такой доброты и любви, которых ещё не видели эти острова. И тогда они станут принадлежать Богу навсегда. Ты должен проповедовать любовь!
Вооруженный этой главной темой, которую Иеруша все же успешно вдолбила мужу в голову, неделю за неделей, Эбнер начал серию совершенно других проповедей, завоевывая каждый раз все больше и больше местных жителей. Теперь священник говорил о хорошей жизни, о благоприятных последствиях любви Господа к людям. Только сейчас он обнаружил, что островитяне вовсе не отвернулись от Бога, следуя примеру Келоло и его детей. Напротив, простые люди чувствовали, что в этом возвращении к старым богам для них не было никакого будущего. А вдумчивые, спокойные слова Эбнера приносили им утешение, в отличие от первых речей Макуа Хейла – напыщенных и оттого неискренних.
Теперь Эбнер проповедовал доктрину, для него самого оказавшуюся новой: "Священное слово Божье в интерпретации Иеруши Бромли, измененное в связи с таинственными событиями, происшедшими на чужой земле". Разумеется, Эбнер не за бывал говорить о неизбежных грехах человеческих, но всё равно главной темой оставалась утешительное заступничество Иисуса Христа. А удерживала его слушателей ещё старая тактика, которую Эбнер когда-то использовал в своей проповеди перед китобоями на Фолклендских островах в дни молодости. Он задавал вопросы, словно самому себе, но при этом касался всех тех проблем, интересовавших собравшихся прихожан. Когда он говорил о сострадании Христа, то напрямую заявил:
– Иисус Христос поймет то смятение, которое сейчас переживает его любимый сын Кеоки Канакоа. Иисус обязательно будет любить свое заблудшее чадо, точно так же, как его любите вы, как его люблю я.
Когда эти слова передали Кеоки, проводившему время в травяном дворце, молодой алии был потрясен услышанным. Он отправился к берегу моря, где оставался в одиночестве несколько часов, в раздумьях прохаживаясь по песку. Он рассуждал о природе Христа, каким Кеоки помнил его в те прекрасные дни, когда сам учился в миссионерской школе в Корнуэлле, в далеком Коннектикуте. Тогда Иисус казался ему осязаемой реальностью, и мучительная потеря этого восприятия терзала душу и сердце Кеоки.
* * *
Когда стало известно, что Ноелани должна скоро родить, и ребенок появится на свет до следующего воскресенья, Эбнер решил воспользоваться этими сведениями, тем более, что о предстоящем событии знали все жители Лахайны. И вместо того, чтобы бушевать против обстоятельств, при которых бы ло зачато данное дитя, Макуа Хейл более полутора часов говорил об особой любви Христа к детям. Потом он вспомнил нежные чувства, которые испытывал всякий раз при рождении обоих своих сыновей и двух дочек. Не забыл Эбнер упомянуть и о своей любви к маленькой Илики, которая теперь уж точно пропала. Когда Эбнер отвлекался от обстоятельств, при которых исчезла Илики, эта девочка в его воображении всякий раз становилась все моложе и моложе. После преподобный Хейл начал распространяться о той радости, которую должна была испытывать вся Лахайна при одной мысли о том, что у Алии Нуи очень скоро родится ребенок. Так как гавайцы больше всего на свете любили детей, с которыми всегда были нежны и которых всегда понимали, на этот раз две тысячи со бравшихся в церкви прихожан последние пятнадцать минут проповеди дружно сопели и хлюпали носами. Таким образом, даже не совсем сознавая того, что ему удалась очередная победа, Эбнер, наконец, понял, что слова любви и сострадания смогли отвернуть островитян от Келоло и его кахун, в то время как его прежние речи только отдаляли гавайцев от Господа и приближали к старым богам.
Правда, Лахайна ожидала появление следующей Алии Нуи в смятении: как коренные гавайцы они радовались тому, что благородная линия на Гавайях не угасла. Однако как христиане, они прекрасно понимали, какое неправедное дело совершили Келоло и его дети.
Ноелани родила близнецов, и после того, как доктор Уиппл, наконец, вышел из травяного дворца и вернулся домой, он доложил своей жене:
– Мы должны быть готовы к тому, Аманда, что очень скоро совершится нечто отвратительное и ужасное. Дело в том, что мальчик появился на свет очень хорошенький, а вот у девочки обнаружилось несколько серьезных дефектов. Я думаю, они отделаются от неё ещё до рассвета.
Когда по городу прошел слух о том, что Кеоки Канакоа сам, своими собственными руками, взял дочку и положил её у самой границы прилива, отдавая, таким образом, в жертву богу-акуле Мано, волна отвращения прокатилась по всей Лахайне.
В воскресенье церковь была переполнена: сюда собралось почти три тысячи прихожан, как в старые добрые дни. По дороге к храму Иеруша успела тихонько предупредить мужа:
– Помни, мой дорогой и любимый супруг, Господь сам говорил об этом деле, так что тебе не стоит даже поднимать данную тему.
И Эбнер сразу же отбросил на время те строки, которые должны были стать главными в проповеди. Это были слова Христа из Евангелия от Луки: "Отче! Прости им, ибо не знают, что творят". Вместо этого преподобный Хейл привел великолепные слова Экклезиаста, которые в последнее время час то приходили ему на ум: "Одно поколение умирает, ему на смену приходит другое. Но Земля остается навсегда. Солнце восходит и солнце заходит. Реки впадают в моря, но море ни когда не переполняется. Туда, откуда истекают реки, вернется их вода. Вещь, которая существовала раньше – та, которая будет существовать. То, что уже сделано, ещё только будет сделано. И нет ничего нового под солнцем. Нет памяти о былых вещах, как не будет её о том, что только ещё должно произойти".
