Когда дилижанс доставил его в Мальборо, он вышел из него с напускной важностью, поправил свою высоченную шляпу, под хватил коробку и направился домой. К его величайшему разочарованию, никто из жителей Мальборо даже не побеспокоился о том, чтобы поздравить его с окончанием учебы и посвящением в духовный сан. В этой необычной шляпе его попросту никто не узнавал, и он дошел до самой аллеи, ведущей к дому, так ни с кем и не поговорив. Здесь он остановился на пыльной дорожке, чтобы молча поприветствовать, как он чувствовал, в последний раз, свой холодный и недружелюбный дом, в котором родилось вот уже несколько поколений Хейлов. Ему показалось, что этот дом отмечен такой любовью, что Эбнер не удержался, склонил голову и заплакал, переполняемый эмоциями. Так он простоял несколько минут, пока его не заметили младшие Хейлы. Они-то и привели сюда всех остальных членов семьи, чтобы горячо поприветствовать Эбнера, вернувшегося домой.
Как только все семейство собралось в строгой передней комнате, Гидеон Хейл, которого так и распирало от гордости за сына, посвященного в духовный сан, предложил:
– Эбнер, пожалуйста, прочитай свою первую молитву в этом доме.
И молодой Хейл, выбрав своей темой строчки из Левита: "И каждый возвратитесь в свое племя…", тут же ударился в небольшую проповедь. Вся семья светилась от счастья, а когда эта импровизированная служба закончилась, скромная долговязая Эстер отвела брата в сторону и прошептала:
– Со мной случилась самая замечательная вещь, брат!
– Отец уже успел рассказать мне, Эстер. Мне очень приятно узнать, что на тебя снизошла милость Господня.
– Было бы тщеславием с моей стороны самой говорить об этом, раскраснелась Эстер. – Я хотела побеседовать совсем о другом.
– О чем же?
– Не так давно я получила письмо!
– От кого?
– Из Уолпола, штат Нью-Гемпшир, – уклончиво ответила сестра.
Теперь настала очередь Эбнера краснеть, и хотя ему не хотелось демонстрировать свой повышенный интерес к этому делу, он все же вынужден был, запинаясь, спросить:
– Это письмо… от…
Однако он так и смог договорить до конца, поскольку ему пришлось бы назвать то имя, о котором он не рассказывал пока что никому на свете. Ему казалось неправдоподобным, что он вообще знал о существовании Иеруши Бромли, не говоря уже о том, что в скором времени ему предстояло сделать ей предложение, и Эбнер боялся даже произносить её имя вслух, что бы не сглазить.
Эстер Хейл взяла ладони брата в свои и произнесла:
– Это письмо пришло от одной из самых милых, тактичных, нежных молодых христианок во всей Новой Англии. Она называет меня сестрой и просит, чтобы я помогла ей и по молилась за неё.
– Можно мне увидеть это письмо? – попросил Эбнер.
– О нет! Нет! – отчаянно запротестовала Эстер. – Оно прислано мне строго конфиденциально. Иеруша написала… Правда, у неё замечательное имя, Эбнер? Ведь именно так звали мать Иофама из Книги Царств. Она написала мне, что со бытия развиваются настолько стремительно, что ей обязательно нужно поделиться ими с верной подругой. Ты даже удивишься тому, о чем она просила в своем письме.
– О чем же?
– Она расспрашивала о тебе.
– И что же ты ей ответила?
– Я написала письмо на восемнадцати страницах, и хотя я считаю его тайным посланием между моей сестрой и мной…
– Твоей сестрой? – изумился Хейл.
– Да, Эбнер. Я убеждена, что она намеревается выйти за тебя замуж. Это чувствуется по манере её письма. – Эстер улыбнулась, заметив, как смутился брат, и добавила: – И хотя это письмо я считают конфиденциальным, все же я переписала одну из восемнадцати страниц.
– Зачем?
– Потому что именно на этой странице я перечислила ей все твои недостатки, чтобы молодая женщина смогла полностью оценить тебя и подготовиться к встрече. И так как я очень люблю тебя, как сестра, Эбнер, я бы хотела, чтобы ты прочитал эту очень важную страницу.
– Мне бы тоже этого хотелось, – слабым голосом пробор мотал Эбнер. Он взял из рук сестры исписанный мелким ровным почерком листок и, оставшись один в своей комнате, принялся изучать его.
"Дорогая Иеруша, надеюсь, что когда-нибудь я буду с полным правом называть вас своей сестрой. Итак, пока что я рас сказала вам только о добродетелях моего брата. Их действительно очень много, и я ничего не преувеличила. Как вы сами могли догадаться, жизнь в полной гармонии в большой и дружной семье снабжает даже самый малоразвитый интеллект обильными возможностями проникать в самые отдаленные уголки чужого ума и характера. И когда однажды мы с вами встретимся, как сестры, вы вспомните, насколько я была справедлива в своем письме. Я всегда остаюсь честной, как и положено по истинно христианским принципам. Помните, как сказано в Библии, в послании к эфесянам (глава ?, стих ?):
"Посему, отвергнувши ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг другу".
Теперь же я должна поделиться с вами и тем, что у моего праведного и нежного брата, разумеется, есть и свои слабости.
Во-первых, Иеруша, он абсолютно не знает хороших манер, и если это вам очень важно увидеть в своем будущем муже, то вы, несомненно, останетесь глубоко разочарованы. Правда, я полагаю, что с вашей помощью и при надлежащем терпении он сумеет стать более тактичным, и, возможно, однажды превратится в настоящего цивилизованного джентльмена, но в это все же трудно поверить. Он грубоватый и слишком уж прямолинейный юноша. Он мало задумывается перед тем, как что-либо сказать. А так как мне приходилось наблюдать за собственными родителями, я понимаю, как иногда трудно в таких случаях приходится жене, однако, должна признаться, что за всю свою жизнь мне так и не довелось увидеть каких-либо значительных перемен в собственном отце. А из этого я могу сделать вывод, что хорошие манеры – это то, что женщина высоко ценит, но редко встречает в мужчинах.
Во-вторых, он совершенно не умеет обращаться с женщинами. Я прожила с ним в одном доме целых девятнадцать лет. Мы всегда делились друг с другом самыми сокровенными тайнами, но ни разу за все время он не подумал о том, чтобы преподнести мне какую-нибудь милую безделушку. Я получала от брата всегда что-нибудь полезное, например, линейку или дневник. Я почти уверена, что он вообще ничего не знает о существовании цветов, хотя Господь наш позаботился о том, чтобы его храм в Иерусалиме был выстроен из самых красивых материалов и благоухающей древесины. В этом Эбнер тоже сильно напоминает своего отца.
В-третьих, внешне он совсем не красив, а его привычка постоянно сутулиться делает его ещё менее привлекательным. Он очень неряшлив в отношении одежды и личной гигиены, хотя регулярно полощет рот, чтобы не доставлять окружающим неприятностей хотя бы в этом. Каждый день в Мальборо я встречаю куда более симпатичных молодых людей и надеюсь, что когда-нибудь выйду замуж за одного из них. Правда, я в то же время абсолютно уверена в том, что этот красавец на верняка не будет обладать всеми теми положительными качествами, которые я вам уже перечислила, и которыми наделен мой брат. Но мне кажется, что вам самой захочется видеть, что
