– Если я правильно все понял, капитан Джандерс, мне приказано больше никогда не посещать носовой кубрик?
– Это не приказ, а просьба.
– Тем не менее, эта просьба исходила от вас?
– Совершенно верно.
– Значит, вы сознательно идете наперекор моим усилиям спасти души этих забытых Богом людей, погрязших во зле и гнусности?
– Они обычные матросы, и, кстати, неплохие, преподобный Хейл, и я не хочу, чтобы они понапрасну расстраивались.
– Расстраивались?! – Эбнер снова с силой ударил по столу. Теперь он кричал так, что все приболевшие миссионеры невольно стали свидетелями перебранки преподобного Хейла с капитаном, хотели они того или нет. – Вы называете обращение бессмертной души в христианскую веру "расстройством"? Капитан Джандерс, на этом бриге есть люди, которые бы только выиграли от такого вида расстройства. Сейчас я имею в виду не только обитателей носового кубрика.
Правда, с тех пор Хейл больше не заходил к матросам. Он поступил иначе. Теперь он подолгу оставался на палубе, выжидая, пока рядом не появятся матросы, несущие вахту, и тогда снова затевал свои разговоры. В итоге капитану пришлось вторично обратиться к старшему помощнику.
– Проклятье, мистер Коллинз, теперь этот проныра умудряется гнуть свою линию, пока матросы занимаются с парусами. Предупредите его ещё раз.
Это привело к новой вспышке гнева со стороны взбешенного Хейла, но капитан терпеливо выслушал все претензии, даже втайне наслаждаясь своей маленькой победой. Наконец Эбнер не выдержал и закричал:
– Мне кажется, капитан Джандерс, что вы иногда забываете о том, что управляете все-таки христианским судном. Матросы рассказывали мне, что после окончания шторма вы вы даете им по порции рома, вместо того чтобы хоть раз попробовать сделать так, чтобы все они дали зарок воздержания от спиртного. Вполне очевидно, что вы пытаетесь мешать мне во всех моих начинаниях.
– Послушайте, преподобный Хейл! – взмолился капитан. – Я пытаюсь благополучно довести этот бриг до Гавайских островов. Вы же, как мне кажется, стремитесь к тому, чтобы он прибыл прямиком в царство Божье.
– Да, – простодушно согласился Хейл.
– Но эти два порта несовместимы.
– Только не в глазах Господа, капитан Джандерс. Вы за претили мне появляться в носовом кубрике. Теперь вы не раз решаете мне разговаривать с матросами во время их работы. Может быть, вы уж сразу лишите меня и права читать проповеди по воскресеньям?
– Ну, что вы, преподобный Хейл, я хорошо помню, что веду богобоязненный корабль, и даже когда на его борту нет настоящих священников, я сам провожу службы. Короткие. И я с удовольствием буду присутствовать на ваших. Я всегда уважал и уважаю церковь, неважно, нахожусь ли я на море или на суше.
Уже позже, беседуя со своим первым помощником, капитан поинтересовался:
– Как вы считаете, мистер Коллинз, почему из всех интеллигентных молодых людей, которые находятся у нас на борту, да ещё если учесть, что у нас имеется одиннадцать чертовски привлекательных женщин… Так вот, почему именно Хейл всегда чувствует себя великолепно и только он ест вместе с нами? Почему бы ему не поболеть немножко, чтобы вместо него к обеду выходила его супруга? – размечтался капитан.
– Божественное провидение иногда бывает и недобрым, капитан Джандерс, спокойно ответил помощник.
Правда, насколько недобрым, капитан смог полностью оценить только в первое воскресенье, когда преподобный Хейл прочитал проповедь на палубе. "Фетиду" безжалостно швыряло из стороны в сторону, и никто из миссионеров не был в состоянии выйти наверх. Однако это не смутило Эбнера, и он стоял на палубе с тяжелой Библией в левой руке и читал свою проповедь, обращаясь, наверное, к буйным ветрам:
– Сегодня я выбрал темой строки из четвертой главы Со борного послания святого апостола Иакова: "Приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам; очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные". – После этого он бросился в словесную атаку на моральные опасности, которые подстерегают на каждом шагу несчастных матросов. Он обвинял всех тех, кто находится впереди мачты, называя их особенно искушаемыми, а тех, кто вел их, бесчувственными и жестокими людьми. Работодатели этих несчастных, которые остались дома в безопасности где-нибудь в Салеме или Бостоне, обязательно должны были каким-то образом оказать отрицательное воз действие на свои судна, а во всех портах, куда бы ни заходил бриг, везде он обязательно сталкивался с таким злом, которое не могло бы и привидеться тем, кто остался дома. Людей, находящихся сейчас перед ним, Эбнер разрисовал как обладающих черными душами, злобной и брошенной Богом группой нечестивцев в христианском мире, и матросам это даже по нравилось. Эбнер говорил страстно, с выражением, а моряки одобрительно кивали. Даже капитан Джандерс и его помощник Коллинз согласились с тем, что преподобный Хейл был весьма близок к истине во всей своей проповеди, кроме, разве что, того момента, когда он разносил конкретно их самих. Правда, результат этого рвения оказался прямо-таки противоположным тому, какого ожидал сам Эбнер. Весь остаток дня как раз те самые моряки, с которыми преподобному Хейлу больше всего хотелось побеседовать (кстати, он искренне считал, что Джандерса и Коллинза спасти уже было невозможно), ходили с таким важным видом, не замечая никого вокруг, будто им было приятно осознавать себя "самыми злобными из всех существовавших когда-либо людей". Правда, они и раньше подозревали это, но сейчас эти люди явно испытывали удовольствие от того, что их догадку подтвердил такой специалист своего дела. Только Кридленд, трогательный и вечно недоедающий юноша, обладавший болезненным чувством вины, смог что-то вынести для себя из проповеди Хейла. Когда священник уже собирался отправиться вниз, юнга, с красными от слез глазами, в нерешительности подошел к нему и спросил:
– Что я должен сделать для того, чтобы спастись?
И по одной этой фразе Эбнер понял, что его проповедь удалась.
– Ты должен молиться. Ты должен изучать Библию. И ещё ты должен постараться спасти души своих товарищей, которые находятся рядом с тобой, в носовом кубрике, – объяснял Эбнер. После этого он протянул юноше свою Библию и заявил: – Вот эту оставь на сегодняшний вечер у себя. Я везу с собой во семь Библий, которые хочу раздать матросам, и в воскресенье во время службы я передам одну из них тебе, но это ты тоже должен заслужить у Бога. Только когда ты убедишь кого-ни будь из кубрика, чтобы он тоже попросил у меня Библию, тогда ты и положишь начало своему спасению.
Во время ужина недовольный капитан проворчал:
– Мой помощник говорит, что видел вашу личную Библию в кубрике, преподобный Хейл. Мне казалось, что вы поняли меня, когда я попросил вас не беспокоить моих матросов и не спускаться к ним.
– Я сдержал свое обещание, капитан Джандерс, но раз уж мне заказан вход в эту бездну порока, вы, как я подумал, не станете возражать, если я пошлю туда священное слово Божье, которое лучше меня проведет любую работу и выполнит мои обязанности. Если вы решитесь выбросить Библию за борт, что ж, капитан, пусть будет так. Но тогда я обещаю вам, что ваше имя навсегда войдет в список незабываемых имен мореплавателей.
