– Вот это наша главная дорога, – рассказывала Алии Нуи. – Ближе к морю располагаются земли, на которых живут алии. У гор находятся дома простых людей, а вот в этом парке живет король, когда приезжает сюда отдохнуть.
– А что это за маленькие травяные домишки, больше похожие на собачьи будки? – поинтересовался Эбнер.
Когда вопрос был переведен, Малама от души расхохоталась и пояснила:
– Нет, как раз тут и живут простые люди.
– Но, по-моему, эти хижины слишком малы для человека, – возразил Эбнер.
– А простые люди и не проводят в них много времени, не так, как алии в своих больших домах, – объяснила Малама. – Они хранят там свою талу и спят, если идет дождь.
– Так где же они находятся большую часть времени? – изумился Эбнер.
Малама широко распростерла руки и величественно обвела ими всю местность, раскинувшуюся перед ней:
– Они живут под деревьями, на берегах реки, в долинах. – Эбнер хотел что-то ответить, но не успел, поскольку каноэ поднесли к огромному и очень красивому парку, отгороженному стеной из коралловых блоков в три фута высотой. За оградой пестрели цветы и благоухали фруктовые деревья. Эбнер заметил и здесь десяток небольших домиков и даже один большой, напоминавший шатер с видом на море. Именно к этому дому и понесли Маламу и Хейлов. Выбираясь из каноэ, Малама объявила:
– А вот и мой дворец. Я всегда буду рада видеть вас у себя.
Она провела гостей в прохладную просторную комнату, стены которой были изготовлены из перевитых пучков травы. По углам высились деревянные столбы, а в узкий дверной проем было видно море. Пол был выложен белой галькой и покрыт циновками из пандануса, на которые сейчас, издав вздох облегчения, и опустила свое тело огромная Алии Нуи, устроив подбородок на ладонях и строго заявив:
– А теперь учите меня писать.
Иеруша сама уже с трудом вспоминала, как её саму учили этому шестнадцать лет назад. Запинаясь, она начала:
– Простите меня, Малама, но для этого нам понадобятся ручки и бумага.
Её замечания были прерваны все тем же голосом, холодным и ровным, как отполированный металл:
– Ты будешь учить меня писать, – повторила Малама командным тоном, перечить которому не имело смысла.
– Да, Малама.
Иерушу охватила нервная дрожь. Оглядевшись вокруг себя, она, к своей радости, обнаружила несколько длинных палочек, при помощи которых служанки Маламы набивали на тапу замысловатые узоры, а рядом небольшие сосуды с темной краской. Взяв у женщин кусок тапы, и вооружившись такой палочкой, Иеруша аккуратно вывела на тапе слово "МАЛАМА" . И когда огромная женщина принялась внимательно изучать непонятные знаки, Иеруша пояснила:
– Так пишется ваше имя.
Когда Кеоки перевел эти слова, Малама поднялась и принялась рассматривать буквы с разных углов, гордо повторяя вслух свое собственное имя. Грубо выхватив у Иеруши палочку, она окунула её в краску и принялась повторять начертание таинственных символов, полностью ощущая ту волшебную силу, которую эти значки заключали в себе. С удивительной точностью она вывела буквы, после чего радостно выкрикнула "Малама!" не менее дюжины раз. Потом она написала это слово ещё, и ещё, и ещё. Прошло некоторое время, и неожиданно Малама остановилась и спросила Кеоки:
– Если я пошлю это слово в Бостон, поймут ли там люди, что это слово написала я, Малама?
– Ты можешь послать его в любой уголок мира, и люди всё равно будут знать, что это слово написано тобой, – убедил её сын.
– Я учусь писать! – в радостном возбуждении воскликнула громадная женщина. – Очень скоро я начну посылать письма по всему миру. Единственное различие между белыми людьми, которые правят всем, и нами, гавайцами, заключается в том, что белые люди умеют писать. Теперь я тоже смогу писать, и тогда я стану понимать все.
Такого заблуждения Эбнер вынести уже не смог, поэтому счел необходимым вмешаться:
– Я однажды уже предупреждал вас, Малама, что женщина, конечно, может научиться писать слова, но эти слова ни чего не будут значить. Малама, я ещё раз хочу предупредить вас! Пока вы не выучите заповеди Господа нашего, вы ничему не научитесь.
Стены травяного дома были достаточно толстыми, и когда Малама встала во весь рост, продолжая держать в руках палочку, она заслонила собой дверной проем так, что в комнате сразу потемнело. Сейчас, в полумраке, она словно представляла собой некий гигантский обобщенный образ всех гавайцев: смелых, решительных и отважных людей. Когда-то в недалеком прошлом, во времена правления её бывшего мужа Камехамеха, она на войне задушила голыми руками мужчину, который намного превосходил ростом этого щуплого типа с болезненным цветом лица, снова вставший сейчас у неё на пути. Она хотела смахнуть его в сторону, как её слуги отгоняют от неё мух, но на Маламу все же произвела впечатление его удивительная настойчивость, а также некая сила и убежденность в голосе. Более того, она и сама понимала, что он был прав. Начертание палочкой букв было достаточно простым. Тут должен был таиться какой-то секрет, придающий силу этим буквам. Малама уже приготовилась выслушать этого тщедушного хромого человечка, но он сам, наставив на Алии Нуи палец, неожиданно закричал:
– Малама, не надо просто копировать форму букв. Надо научиться понимать, что означает каждое слово!
Такие манеры были для Маламы невыносимы, и поэтому она одним ударом своей правой руки, которая была, кстати, толще, чем туловище Эбнера, просто сбила его с ног. Вернувшись к куску тапы, она в ярости снова принялась выводить свое имя, не обращая внимания на кляксы и растекающуюся краску от сильного нажима на палочку.
– Я умею писать свое имя! – ликовала женщина, но даже в эти минуты радости убедительные слова Эбнера продолжали преследовать её. Швырнув палочку на пол, она подошла к тому месту, где на тале лежал распростертый священник и, встав на колени рядом с ним, очень долго вглядывалась в его лицо, пока, наконец, не произнесла: – Мне кажется, что ты сказал правду, Макуа Хейл. Подожди немного, Макуа Хейл. Когда я научусь писать, тогда настанет и твоя очередь. – Затем она сразу же позабыла о миссионере и, повернувшись к Иеруше, скомандовала своим шелковым, неповторимым голосом:
– Теперь продолжай учить меня писать.
Урок длился три часа, пока Иеруша не почувствовала слабость и поняла, что ей пора остановиться.
– Нет! – возмутилась Малама. – Я не могу просто так терять время. Учи меня писать!
– У меня кружится голова от жары, – попыталась оправдаться усталая женщина.
Малама велела слугам с опахалами немедленно подойти к Иеруше, чтобы освежать воздух в комнате, но молодая женщина все же продолжала настаивать на перерыве. Тогда Алии Нуи взмолилась:
– Хейл Вахине, пока мы понапрасну теряем время, те люди, которые умеют читать и писать, грабят наши острова. Я не могу больше ждать. Пожалуйста, я прошу тебя!
