Эбнеру понадобилось несколько минут, чтобы осознать и обдумать это радикальное предложение, и он старался собрать вместе все части этой новации в своем уме, после чего нерешительно заговорил:
– Вы хотите сказать, что те стены, которые у нас остались, мы должны снести вот до такого уровня?
– Даже ещё ниже, – посоветовали кахуны.
– Ну, и… – размышлял Эбнер. – А угловые столбы, как вы предлагаете, поднять до прежней высоты?
– Да, и потолок уже установить только на них, на той же высоте, как и раньше.
– Но тогда у церкви практически не будет никаких стен, – запротестовал Эбнер.
– Зато нас со всех сторон будет обдувать ветер, и всем станет хорошо, попытался объяснить один из мудрецов.
– Но стен же не будет! И вот человек, сидящий, к примеру здесь, – тут Эбнер сам присел на корточки, – сможет поднять глаза наверх и рассматривать небо.
– И что же в этом неправильного? – не понял Келоло.
– Но у каждой церкви всегда должны быть стены, – уже медленней пытался убедить старцев Эбнер. Он постарался вспомнить храмы, которые ему доводилось видеть в Новой Англии. Сама сущность храма заключалась, наверное, в том, что он имел четыре стены и шпиль наверху. Даже на картинках, изображавших церкви разных стран, у каждого сооружения было обязательно по четыре стены, причем такие, которые не напоминали католические храмы. Поэтому он твердо произнес:
– Мы выстроим церковь точно такой же, какой она была раньше.
– Но в ней будет очень душно, – предупредил Келоло.
– Церковь должна иметь стены, – напоследок повторил Эбнер и удалился, оставив кахун размышлять над его упрямством.
Вторую трудность предвидеть оказалось достаточно сложно, во всяком случае, для Эбнера Хейла. Дело касалось Кеоки Канакоа. В основанной им школе творились настоящие чудеса, и мальчики очень быстро переходили от каменного века к современности. Половина матросов с брига "Фетида", который курсировал каждую неделю между Лахайной и Гонолулу, как раз и были учениками той школы, в которой преподавал Кеоки. Юноши, работавшие в маленькой миссионерской типографии, где печаталась Библия на гавайском языке, тоже обучались у Кеоки. В общественной жизни Кеоки сравнивали с мощной крепостью, обладавшей христианской силой, а проповеди, которые этот великан читал на службах, были поистине завораживающими. И поэтому не было удивительным то (правда, только не для Эбнера), что однажды Кеоки предстал перед миссионером в его травяной хижине и поинтересовался:
– Преподобный Хейл, когда, как вы думаете, меня будут посвящать в духовный сан?
Эбнер был сражен этим заявлением, и перо застыло в его руке:
– Посвящать в духовный сан? – изумился он, уставившись на вошедшего гавайца.
– Да. В Йеле мне ясно сказали, что я должен вернуться на Гавайи и стать священником своего народа.
– Но ты уже работаешь с ним, Кеоки, – попытался объяснить Эбнер.
– Я уверен в себе, и хочу, чтобы у меня тоже была своя церковь, высказал предложение Кеоки. – Где-нибудь в отдаленной части острова. Там, где людям тоже необходим Бог.
– Но церковь не может существовать там, где нет миссионера, Кеоки.
– Почему? – не понял красавец Канакоа.
– Ну… видишь ли… – начал Эбнер и с раздражением швырнул ручку на стол. – В мои планы вовсе не входит посвящать в духовный сан гавайцев, отрезал священник.
– Почему? – не отступал Кеоки.
– Об этом даже никто никогда и не задумывался, Кеоки, – пожал плечами недоумевающий миссионер. – У тебя отлично все получается со школой… разумеется… Но стать полноценным священником?! Нет-нет! Это было бы просто смешно. Да это попросту невозможно.
– Но я всегда считал, что вы, миссионеры, приезжаете сюда, чтобы нести нам образование и готовить к тому, чтобы в дальнейшем мы могли самостоятельно заботиться о себе.
– Так оно и есть, Кеоки! – убежденно произнес Эбнер. – Ты же сам слышал, как я разговаривал с твоей матерью. Я настаиваю на том, чтобы она управляла всем, что есть на острове, и стала его полноправной хозяйкой. Я же сам ни к чему не притрагиваюсь.
– Да, в этом вы правы, – признал Кеоки. – Но церковь важнее управления островом.
– Вот именно! – встрепенулся Эбнер. – Управление может оказаться неверным из-за допущенных твоей матерью ошибок, но это не приведет к катастрофе. А вот если церковь рухнет по твоей вине… Этот ущерб, Кеоки, возможно, уже ни когда не удастся возместить.
– Но откуда вы сможете узнать, достаточно ли я силен, что бы выполнять работу для Господа, если не предоставите мне шанс проявить себя и не испытаете меня? – взмолился Кеоки.
– И при этом ставкой окажется существование самой церкви? Нет, Кеоки, на такой риск мы не можем пойти.
– Должно ли это означать, что я никогда не стану священником? Здесь, на своей собственной земле?
Эбнер с мрачным видом откинулся на спинку стула и подумал: "Лучше сразу объяснить ему все до конца". Поэтому он холодно произнес:
– Найдутся ли у тебя силы, Кеоки, чтобы обучить своих соплеменников той дисциплине, которую требует от нас Господь? Сможешь ли ты выследить тех, кто ведет распутный образ жизни, а потом назвать их имена в воскресенье во время богослужения? Или распознать тех, кто потребляет алкоголь? Осмелишься ли ты исключить из числа прихожан того алии, который курит? Могу ли я довериться тебе полностью в том, что ты всегда используешь правильные слова, когда трактуешь строки из Библии? Хватит ли тебе сил, чтобы отказаться от заманчивой взятки, которую будут предлагать тебе алии за возможность стать членом твоей церкви? Кеоки, мой дорогой сын, у тебя ни когда не будет достаточно смелости, чтобы стать настоящим священником. Начнем с того, что ты ещё слишком молод.
– Но я сейчас старше, чем были вы сами, когда вас посвящали в сан, напомнил гаваец.
– Это так, но я вырос в христианской семье. Я, наконец…
– Белый человек? – в упор спросил Кеоки.
– Да, – с такой же откровенностью ответил Эбнер. – Именно так, Кеоки. Мои предки сражались за эту церковь в течение столетия. Со дня своего рождения я уже знал, каким не земным, каким божественным понятием является церковь. Ты же не в состоянии оценить этого, и поэтому мы не можем доверить церковь именно тебе.
– Вы говорите очень горькие и обидные слова, – с грустью заметил Кеоки.
– Ты помнишь, когда на борту "Фетиды" я поспешно от дал одну из Библий старому китолову? А потом этот человек напился в кубрике и насмехался надо мной, и над Библией, и над самим Господом Богом. Вот что может получиться, когда благополучие церкви попадает не в те руки. Ты должен запастись терпением, Кеоки, и доказать свою состоятельность как будущий священник.
– Но я уже доказывал это, и не раз, – упрямо повторил гаваец. – Я доказал это в Йеле, когда часами простаивал под снегом и умолял дать мне возможность получить образование. Я доказал это в Корнуэлле, где был первым учеником в миссионерской школе. И здесь, в Лахайне, я защищал вас от матросов. Что ещё мне нужно сделать, чтобы представить вам новое доказательство?
