Наконец Заки понял, чему учил его обаятельный зять, появившись в Цфате. В мире существовало зло, с которым Бог был бессилен справиться без помощи человека. Тому предлагалось мистическое содружество, которое ошеломляло силой своих концепций и стремлением понять высокий смысл бытия. Как и тысячи других евреев, которые в те годы старались проникнуть в тайны Зохара, Заки понял, что он не тот человек, который может найти духовное утешение, просто заучивая Талмуд или бесстрастно разбираясь в законах. Он мог обрести это мистическое успокоение только через Каббалу.
– Что я должен делать, дабы помочь восстановить разбитые сосуды? – испытывая головокружительный взлет души, спросил Заки.
– Сказать тебе об этом никто не может, – ответил Абулафиа. – Созерцай и молись – и Он даст тебе знать, когда ты Ему понадобишься.
Так ребе Заки начал усиленно собираться с мыслями, но понял, что эта концентрация дается ему нелегко; обычно он засыпал. Поскольку он был не из тех людей, с которыми Бог разговаривает, Заки вернулся к тем простым делам, которые у него получались лучше всего. Он неустанно молился за евреев Поди – и внезапно мир ослепил его сиянием, хлынувшим непонятно откуда. Это случилось в один ноябрьский день, когда к нему пришли самые достойные люди Цфата, и ребе Йом Тов прямо сказал ему:
– Заки, тебе не подобает оставаться неженатым.
Заки ответил, что из отпущенных ему ста двадцати лет он уже прожил пятьдесят семь и что его жизнь с Рашель…
– Это тебя не извиняет, – возразил Йом Тов. – Когда Бог завершил создание человека, какова была первая великая заповедь, которую Он дал ему? – Подождав, Йом Тов провозгласил громовым голосом: – И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь…
В ходе первых двух встреч Заки отказывался следовать этим советам, но при третьей встрече его поразила сила самой первой заповеди Бога, когда Йом Тов сказал:
– В первых же словах, обращенных к человеческому племени, Бог был волен избрать любую из Его заповедей, но Он выбрал самую простую из них. Мужчина должен найти себе женщину, они должны доставлять радость друг другу, и они должны размножаться. Потом Бог сказал много других слов своим упрямым евреям, и мы восставали против Него едва ли не по каждому пункту, но с этим единственным принципом мы всегда соглашались.
– Так что, Заки, – сказал другой раввин, – ты должен найти себе жену.
И маленький полный раввин сдался:
– Я поищу среди вдов в Цфате.
Но затем в его мастерскую пришел ребе Элиезер и сказал:
– Заки, моя дочь Элишеба хочет выйти за тебя замуж.
Эти слова были словно удар молнии, поразивший единственный дом в деревне – и этим домом оказался Заки.
– Но мне пятьдесят семь лет, а ей только двадцать три.
– Откуда ты знаешь ее возраст?
– Потому что, стоило ей появиться в Цфате, я смотрел за всем, что она делает.
– Тогда чему же ты удивляешься? – спросил раввин из Германии.
– Но на этом стуле сидели не менее дюжины молодых людей и просили меня: «Поговори с ребе Элиезером, чтобы я получил его дочь». Да ты и сам это знаешь – я несколько раз просил тебя.
– А почему, по-твоему, Элишеба каждый раз просила меня ответить отказом?
Ребе Заки хотел поверить тому, что слышали его уши, но он боялся. Он видел перед собой не ребе Элиезера, а свою вечно хнычущую дочь Сару. Она не скрывала разочарования своим обаятельным испанцем, который продолжал оставаться столь же привлекательным для других женщин Цфата. Заки проницательно предположил, что разочарование его дочери имеет истоком древнюю, как век, проблему, о которой с обезоруживающей откровенностью говорилось в Талмуде: «Супружеские обязанности, возлагаемые на супруга Торой, таковы: каждый день для тех, кто не работает, дважды в неделю для работающих, раз в неделю для погонщиков мулов, которые водят караваны на короткие расстояния, раз в тридцать дней для погонщиков верблюдов, которые водят караваны на большие расстояния, один раз каждые шесть месяцев для моряков, а ученики мудрецов, которые изучают Тору, могут воздерживаться от жен тридцать дней». Ребе Заки подумал: «Доктор Абулафиа пожилой человек, оставивший за плечами шестьдесят шесть лет из своих ста двадцати, да и я немолод. И если у него возникли трудности, почему то же самое не может случиться и со мной?»
И с трогательной откровенностью толстый ребе признался:
– Ребе Элиезер, я боюсь взять в жены твою дочь.
Тот убежденно заверил его:
– Я уверен, что моей дочери известны твои страхи, но она не сомневается, что Бог вас направит. Она готова пойти на этот риск. Она хочет выйти за тебя замуж.
Трижды ребе Заки пытался что-то сказать, но не мог выдавить ни слова, и наконец Элиезер промолвил:
– Малыш Заки, ты святой. А женщины куда лучше, чем мужчины, могут распознавать святого, когда видят его.
И свадьба состоялась в немецкой синагоге.
Затем пошли дни, которые стали для него земным раем. Ребе Заки, который так многих уговаривал жениться, выяснил, что не понимал смысла этого слова, ибо в присутствии вечно жаловавшейся Рашель брак был обязанностью, а рядом с высоко поэтичной Элишебой – радостью, которую раньше было невозможно представить. Будучи мужчиной без всяких комплексов и не мучаясь, как доктор Абулафиа, духовными проблемами, ребе Заки без всяких трудностей исполнял и даже перевыполнял квоту Талмуда. Фактически существовала лишь одна проблема: когда в пятницу днем, полный безграничных радостей нового брака, он начал было говорить, что наконец понял обращение гимна Шаббата: «Приди, моя Возлюбленная, давай встретим Невесту», но, едва произнеся первые слова, он отбросил их как богохульство, потому что понял, что Невеста Суббота – это больше чем даже Невеста Элишеба, и, обретя в этом уверенность, просиял.
Не теряя времени, Элишеба сразу же забеременела и сообщила Цфату:
– Мы с ребе Заки собираемся обзавестись двумя дюжинами детей.
И едва только появился на свет ее первый сын, она снова забеременела, так что за три года она принесла троих детей. Она все время смеялась, и, когда молодые люди города сказали: «Мы заметили, что ребе Заки уже не так часто посещает вечерние собрания», она поразила Цфат, с напускной застенчивостью спросив: «А вам больше нечем заняться?»
Когда ребе Заки приходилось на какое-то время расставаться со своей безупречной женой, он острее всего помнил какие-то мелочи. В пятницу, в преддверии Шаббата, она обвела белой краской все трещины на каменных плитах и перед домом, и на улице. Это был немецкий обычай, при котором дом обретал аккуратный и ухоженный вид. И вот как-то, вспоминая эти красивые белые квадраты, которыми его жена возносила хвалу Господу, он мысленным взором увидел их на фоне закатного неба – и впервые перед ним предстали цифры 3, 0 и 1. Они возникли перед ним пылающим символом и, слившись в огненное число 301, были более реальны, чем та земля, на которой он стоял.
